Нерозначники

У лесовина Кита жилишко в самой что ни на есть корбе спрятано. В этом месте лес густой и зарастельник непролазный по ложкам стелется. И среди кокорин коряжистых и бурелома трескучего озерко небольшое раскинулось. А на поверхности озера (летом на воде, а зимой на льду) дом двухэтажный стоит. В нём лесовин Кит со своей помощницей волчицей Лемой живут.

Скажу тебе, среди лесовинов Кит вовсе на отличку. Помнишь же (был он на новоселье у Мираша), у него суть кромешная. Да, раньше кромешником был, а потом история одна приключилась, ну и он, стало быть, переменился. Сейчас уже трудно справиться, в чём закавыка была, но тогда он, сказывают, изрядно верховным доглядателям услужил. И те, на радостях, лесовином его поставили -- тоже, понимаешь, непоследняя должностёнка. Вдовесок посулили впредь повысить, если ладно службу вести будет. Наобещали так-то, как водится, думали, что Кит ещё пуще стараться будет, а его их посулы только напугали. В радость ему, слышь-ка, новая жизнь стала, приглянулось лесовином быть -- ну и о всяком новом назначении лишь с опаской помышляет. Леме, помощнице своей, так и сказал: "Пускай сами себя своим властями тешат, а мне и здесь хорошо. Спокойней будет". Все обязанности стал сторожко исполнять, тихомолком добры дела вершить -- всё, чтобы в лучшие лесовины не выбиться и на глаза окольникам не попасться. Вовсе перестал в верховья наведываться, будто и дорогу забыл. Тут уж и здоровьишко подзапнулось, и кое-каких зубов уже нет, а он крепится, не идёт на поклон.

Да и то сказать, по характеру Кит такой, нерешительный, пугливый и кышливый. Верховные его лесовином поставили, но побоялись всё же, что кромешное в нём проявится, ну и убавили смелости, а быркость и ухарство вовсе выбрали.

Так-то Кит не очень старо выглядит. По человеческому и земному понятию, годов ему около пятидесяти дать можно. Бородёжки и усов вовсе нет, а на голове волос густой, и не кудрявится, а как солома прямёхонький. Пробор посерёдке на лбу, правый волос направо зачёсан, левый -- на левую сторону. Ни одного седого волоса нет, да и глаза не старые, разве что потухшие чуть. На лицо Кит обветренный и загорелый, хотя шея уже белёсая, да и телом не смуглач.

А вот на диво, бывает, чуть что -- лицо белее шеи становится. Так на нём краски спадают. Такое у него лицо, что с какой стороны ни глянь, а всё оно тревожливое какое-то, без улыбки так-то, робкое.

Лет эдак тридцать назад у Кита помощница появилась -- волчица Лема. И не так, как у всех лесовинов, а прямо с верховьев ему прислали. Посчитали, верховные окольники, что... не справляется Кит, ну и на выручку и на подсобу Лему снарядили. Помощница она довольно своенравная оказалась, да к тому же любительница всякой красы.

На вид волчица и есть: и шубка серая, с тёмными пятнами на спине, и мордаха остроносая и лобастая, клыки в пасти тоже волчьи, самые что ни на есть острорезы. Вот только очень уж Лема ухоженная, ладная и пушистая, и хвост у неё особенный. Удивительный хвост, у природных волков такой и не водится. Раза в полтора длиннее хвост этот, чем тулово, и пушистый такой, что если Лема его прямёхонько держит, на весу так-то, то он всё равно земли касается. Ради красы Лема себе такой хвост изладила, ну и сила в нём заключена особая, тайная вовсе сила.

Лема так-то любой образ принять может -- и в белку, и в кабаниху толстущую, и в птицу любую ей обернуться по силам. Во всякого лесного жителя, хоть в малую зверушку, хоть -- в большую. А вот такое тело, которым верши и люди владают, ей отчего-то только тайно разрешено рядиться, да и то не в полную суть. Примет, бывало, тело навроде человеческого, но голова волчья остаётся, а сзади хвост её пушистый болтается. Однако Лема не очень-то в обиде, другие, по такому случаю, правду в верховьях ищут, а ей не до печали. Куда, говорит, мне с человечьим-то лицом? Засмеют ещё в лесу. Да и как без хвоста?

Человеческое тело только и берёт, когда есть садится. Ну, или если стряпает. В обычном облике Леме вовсе несподручно -- куда мохнатыми лапами в тесто лезть? Любит она иной раз рыбный пирог готовить, с приправами и специями разными. Самой-то приготовить всегда лучше, чем у чудо-печки столоваться. Однако готовка у неё всё больше по настроению случается, не часто её, слышь-ка, на кухне застанешь. Всё больше Кит у печки толкошится.

С хвостом играть -- самое её любимое занятие. В доме у них с Китом специальная зеркальная комната имеется. Потолок и все стены в зеркалах. Сядет Лема посреди комнаты на зад, передние лапы к брюшку подберёт и замрёт смирёхонько, любуется. Сама недвижна, а хвост будто сам по себе кружится, кренделя выписывает. То вокруг лап овьётся -- Лема сидит в пуховом серебристом кольце, от восхищения вздохнуть боится, то вдруг через всю спину перекинется, кончиком белёсым между ушек ляжет, как у белки всё одно, или прильнёт, скроет уши, примнёт их так-то -- только глаза из-под шапки-оглушницы выглядывают и посверкивают странно. Лема не успеет и насмотреться вдосталь, а хвост уже вокруг шеи обвивается. А то протиснется под брюшком и на грудь налезает -- Лема сразу оживает, всё утихомирить хвост пытается, лапой его отпихивает, а то и старается к полу прижать или зубами ухватить. Ничего у неё, конечно, не получается, никакого сладу с баловнем пушистым нет, всяко ускользает.

Ещё Лема любит блёстками радужными обсыпаться и так на себя посмотреть. Тут уж она всякое терпение теряет и в лес бежит. Забава у неё такая -- среди волков природных явиться. Станет видимая, покажется во всей красе, а те потом несколько дней кряду на Важенку-луну воют, никак в себя прийти не могут. Уж и совестил её Кит, и упрашивал, чтобы в лесу не баламутила -- напрасно всё. Лема и виновной-то себя не считает -- на хвост всякий раз лапой машет: дескать, он во всём виноватый, с него и спрос.

А драгоценности -- с камней-самоцветов безделушки и золотые побрякушки -- Лема вовсе не переносит. Было дело, конечно, проколола себе уши, да только не по нраву ей пришлось.

– - Ничем, -- говорит, -- природу не перехлестнёшь. От "этих" лишь в глазах рябит и красота оттеняется.

Ранешно, когда Кит один лесовал, он скромненько жил. Всего-то одной комнатёнкой обходился. Маленькая такая комнатка: печь с двумя топками, кровать возле стеночки и шкаф небольшой с полками. А как Лема появилась, жильё куда просторней стало! Сразу восемь комнат Лема пристроила и потом ещё три. Такое убранство в них навела -- прямо на диво.

В своей комнатке простенько всё обустроила. Мебелишки никакой нет, а сплошь по стенкам портреты свои развесила. Из прошлой и из нонешной жизни памятки. На полу медвежья шкура лежит, с головой оскаленной и лапами когтистыми. Как настоящая всё одно. На ней Лема на сон укладывается, ну, или просто на отдых. В остальных комнатах тоже навроде музея. Есть ещё у Лемы потаённая комнатка... но -- о ней потом расскажу.

Скажу тебе, Лема на всех зверушек и птиц ровно смотрит, со всей заботой призор ведёт. Волков не выделяет и поблажек никаких им не даёт. По справедливости о лесе радеет и законность блюдёт. Словом, знатная у Кита помощница. Что и говорить, любит её Кит и всегда ласково Сыромашкой называет.

...Летит сова-ушанья во весь дух и уж запыхалась вся. Сама думает: "Вот последние силы трачу... А спасу лес -- пускай меня лесовины на довольствие ставят. Теперь уж не отвертятся".

Не впервые, знаешь, ушанья к лесовинам подступается. У них, вишь, средства есть специальные, которые лесных жителей от хвори разной исцеляют и крепость здоровью дают. А в Нарымских лесах все хлопоты по врачеванию Лема на себя взяла. Смотрела она, конечно, ушанью, исследила всё здоровьишко, а кроме худобы, никакой фаробы так-то не нашла. По старости, может, и есть уклонения какие, но пустяшные вовсе. Дала ей для крепости снадобья. Помогло не помогло, а всё же сове понравилось, ну и вскоре ещё лише жаловаться стала, всякие другие недуги у себя нашла.

– - Это кромешники на меня болести напустили. Так решили меня взять. А вы меня защитить не можете, -- укоряет она всякий раз Лему и Кита.

Летит ушанья и уж замечтала, на пенсии себя увидела. Стала думать, какой достаток запросить.

В это время Лема как раз из зеркальной комнаты вышла. Целый день там забавлялась и утомилась всё-таки. А Кит только что из леса вернулся и сразу без роздыху стряпнёй занялся. Любит он, слышь-ка, возле печки постоять... Щи тут поставил варить и на сковороде котлет себе пожарить решил.