Нерозначники

Не впервой Никанор так беду наводит. А сам вроде как в стороне, ни при чём будто. Помнишь же, что он с Лемой сделал?

...Приняли, стало быть, кромешники наумку Никанора, тут Повитель и говорит:

– - Умно всё придумал, хвалю. Широко смотришь. Тебе и в Елима рядится...

Никанор испугался, глазки враз забегали.

– - Нет, -- говорит, -- я не могу. Помилования дожидаюсь... Вдруг прознают...-- а сам уже и понял, что глупость сморозил, не отвертеться.

– - А кому тогда?
– - покривился Шайрай.
– - Мы не умеем.

И то верно, не дано кромешникам чужие лица примерять. Насели они на Никанора: мол, здоровье тебе поправили, а ты такую малость обернуть не можешь.

Уговорили, одним словом. Выпросил, правда, Никанор дополнительно ещё себе средства целительного.

* * *

Добрую берложку Настя изладила. Чаща непролазная вокруг, валежины и бурелом повалены вразброс, да высоконько вздымаются; где и рытвины глубокие. Так просто охотникам не подступиться. На поглядку медвежье место и есть. Сама берложка под искорью старой берёзы, лапником застланная, а сверху ещё и кряжистые лесины крест-накрест положены.

Настя открыла глаза -- чутко она спит, то и дело просыпается -- и на детей глянула. Макарка опять распластался возле маминого бока, словно жарко ему. Настя вздохнула: нисколько тепло не бережёт, сорванец, а до весны ещё долго. Прижала его к себе плотнее и лапой прикрыла. А Миклуша в комочек правильно свернулась, розовый язычок высунула наружу, зубками его прикусила и посапывает себе. Настя лизнула её тихо по шёрстке и успокоенная прикрыла веки. А через несколько секунд вдруг вздрогнула и распахнула глаза...

Хоть и не люди -- и беззвучно к берлоге подошли, и учуять их никак нельзя было, -- а Настя всё равно почувствовала, что беда наближается. Материнское сердце подсказало.

– - Не надо, -- тихо прошептала она и теснее прижала к себе сонных Миклушу с Макаркой.

Кромешники с Никанором к берлоге подошли, совсем рядышком остановились. Посомневались, знаешь, -- может, говорят, и нет там никакой медведицы.

– - Вон чело видите?
– - растолковывал Никанор, показывая на отверстие в снегу, с заиндевевшими краями.
– - Это у неё морда с этой стороны. Берите колья и тыкайте ими в берлогу, а я её здесь встречать буду...

Сказал это Никанор да и перевернулся... в старика Елима. Ловко, и от настоящего не отличишь. Только глаза, конечно, не те. Так-то вроде они, вот только у Елима -- добрые, и тепло излучают, а у этого, поддельного, семь умов из глаз светится и колкость какая-то.

Тут Настя и ясно услышала скрип шагов. "Это же люди с ружьями, -- поняла она.
– - Так и маму убили..." Не зная, что делать, она прижала ещё крепче медвежат к себе и закрыла лапами их ушки. "Только бы детей не напугать, -- в ужасе подумала она.
– - Миклушка такая трусиха..."

Снаружи и вовсе зашумели, затрещали ветки -- не сторожатся, как в насмешку, Повитель с Шайраем, колья себе выламывают. Медвежата и проснулись. Миклуша услышала, обняла мать лапой, прижалась крепче и зашептала, заикаясь от страха:

– - Мама, это кто? Я боюсь, мама, они за нами пришли?

– - Нет-нет, -- торопливо сказала Настя.
– - Спи, доченька, спи спокойно.

Макарка вытянулся из-под маминой лапы и навострил ушки. Поводил ими из стороны в сторону и на мать растерянно глянул. А у Насти уже слезинки в глазах блеснули. Она отвернулась торопко и говорит, как можно спокойней:

– - Я сейчас ненадолго выйду, а вы тихо сидите и не шевелитесь, -- и словно прощается: -- Ты, Макарка, береги сестрёнку, рядышком будьте друг с дружкой всегда...

– - и тут почувствовала, как шестом больно ударили её в бок. Сжала зубы и тихонько переложила лапы перед собой...

Повитель с Шайраем встали по бокам над челом и, пробивая небо берлоги, взялись острыми вицами яростно медведицу гнать. Шайрай ещё и кричит на человеческом, знакомом Насте, языке:

– - Слышь, старик, насколь потянет эта медведка, когда уложим её?

А ему со смехом отвечают:

– - Погодь, сейчас переведём килограммы в рубли-копейки.

Из берлоги как рявкнет -- с соседних деревьев кухта посыпалась. Сугроб вспучился, и разъярённая медведица вымахнула из нутра берлоги. Сразу и кинулась на того, кто напредки стоит. Прыгнула и уж лапу занесла... и признала Елима. От неожиданности в снег и осела. А тот Насте и опомниться не дал, шестом взмахнул и со всей мочи по носу ей саданул... По бедному носу, который столько раз ласково толкался в ладонь Елима.

– - Что, спишь, Настасья?!
– - лицо Елима злобно перекосилось.
– - А выродки твои где?!

Медведица неистово взвыла и на дыбы вскинулась. Враз и к Елиму рванулась, подмяла его под себя и уж разорвать решилась, а тут... не стало Елима. Настя ошарила лапами под брюхом да в округе -- а и нет никого... Только снег рытвинами. Глянула по сторонам: тихо и живого ничуть не бывало. Словно почудилось.

Настя опять вскочила и, безумно ревя, заметалась из стороны в сторону. Лесины с треском рушились под её ударами, ломались, как тростинки. Опомнившись немного, она с остервенением рванула кору на берёзе и как подкошенная рухнула в снег. Настя даже не заплакала, а недвижно застыла -- в глазах лишь страх и боль невыразимая. "Куда же мы пойдём?..
– - с тоской думала она.
– - Ещё придут, нельзя оставаться... Как он мог?.. Вскормить, вырастить, а потом своими руками... Мне не спасти детей зимой... Так холодно и есть нечего..."

Макарка и Миклуша вылезли испуганные из берложки, подползли к матери, прижались к ней и заплакали в два голосишка. Настя их прижала к себе и сама не в силах сдержаться завыла. И всё сильней и сильней заревела, задыхаясь от обиды и предательства такого.

И вдруг Настя прямо перед собой... маму свою увидела. Миражный силуэт возник возле, заколыхался на морозном воздухе. Черты так-то размыты, только отдалённо медведицу напоминают. А голос ясно зазвучал, родной мамин голос:

– - Не бойся, дочка, всё будет хорошо. Это был не Елим, он не мог тебя предать.

Настя словно и не удивилась, увидев маму, но про Елима не поверила.

– - Но я же видела, мама. Я же видела...
– - плача, повторяла она.

– - Это был не он. В жизни лишь сердцу верить можно. Ступай к Елиму, он поможет тебе, -- сказала медведица так-то и стала истончаться, поплыла в воздухе.

– - Мама, подожди! Мама!..
– - закричала Настя и побежала вдогонку за облачком. А Макарка с Миклушей ещё пуще разревелись и следом припустились.

Только не послушалась Настя маму свою, не пошла к старику Елиму. Хоть и сердцем почуяла, что не виноват он, а всё же с разумением не смогла совладать. Но и мстить не стала.