Нерозначники

Между нами будь сказано, Шипиш Переплёт, он ведь... Ну да ладно, такая это тайность великая, что до времени и открывать не следует.

Зря всё-таки люди Переплёта боятся. Думают, что большая ему власть над всеми дана, а про то не знают, что его живика ничем от любой другой не отличается. Будь то человечья или животинки какой. Хоть она и в могучем тустороннем теле сидит, которое огромными способностями владает и всякое зло учинить может, а ведь и за ним, как и за всяким, Сонька Прибириха прийти может. И полетит всё его могущество в тартарары. В козявку какую сунут, и живи себе.

К тому же у людей душа есть, а с ней и связь со Светёлкой. Потому Шипиш и сам боится что-нибудь не так сделать. Вот и всякими уловками норовит у людей доверие заполучить. Что и говорить, так всё Переплёт вывернул и искривил, что и не разберёшься, где добро, а где зло. Всё же нельзя человеку забывать, на всё своими глазами смотреть. Только душа и сердце человека не обманут.

...У кромешников ещё другое прозванье есть, их верши заугольниками называют. Так их из-за людей кликать стали. Те, вишь, кромешников видеть не могут, а по жизни только и сверяют, где кромешество явилось.

Да и то сказать, людям над кромешниками такая власть дадена, о которой и сами не ведают. Тут ведь такой уклад: если кромешник человеку на глаза явится, то враз нечистый и сгинет. Из Светёлки кара является. Не смотри, что, по человеческому понятию, расстояние великое, -- всё в мгновение случается. Кромешник и размыслить не успевает. После и памяти от него не остаётся. Потому и сторожатся кромешники, как могут, из-за угла и с расстояния пакости чинят. В корукальцы, стало быть, играют.

Правда, бывает, что за плохого человека заступничество и не приходит вовсе. Вот хошь Игната вспомни. Спокойно кромешники на него смотрели, и ничегошеньки им не сделалось. И то верно, про таких людей они крепко знают и безбоязненно подступаются.

...Шайрай с Повителем для дела домишко свой временный в лесу поставили. Тот же самый, в котором и браконьера Игната принимали... Ну и тоже, знаешь, Никанора Самосвета в гости зазвали. По другому, правда, поводу. Опытности, значит, у него перенять, -- небось, присоветует что-нито. Сами-то, вишь, хоть и злобой сильны, а неумные. Любую зверушку рядом поставь -- куда умнее кромешника будет! Шайрай и вовсе молод ещё, злоба-то есть, а хитростью и смекалкой пока не настоялся. Вдовесок у Никанора возможностей больше. Известно, никакая животинка кромешника и знать не хочет. Это только в сказках плетут, что филин и ворон нечистой силе служат, а уж змеи и вовсе порождение зла. Брёх, само собой, никакая животинка кромешникам и не поклоняется вовсе. А Никанора всё же слушают, да и языки -- и человеческие, и лесные -- он все знает.

Никанор поздоровел на поглядку. Болезнь, какая в груди ворохалась, отступилась так-то, живость и довольство у него в глазах появились. Помолодел, не помолодел, а всё же не такой старик дряхлый. И оттого с ним перемена случилась, что накануне Лема снадобья ему доставила. За проделанную работу, значит. Известно, заслужил. Волчица-то подумала, что это Никанор Талю в Забродки не пустил. Ажно на полгода снадобья принесла, вдовесок ещё и обнадёжила, рассказала, слышь-ка, как прошение за него подавала.

– - Пока решают, -- плела она.
– - Я уж верховным -- и так, и этак, и на словах, и письменно, чтоб не забыли. Всё хорошее про вас собрала...

...Пришёл Самосвет на условленное место, глядит: избушка ветхая стоит. Вовсе вида неприглядного. Кровелька скособочилась погибельно, гляди совсем завалится. Одна скать совсем спрямилась, в снежную замять уткнулась. Гребень посерёдке проломился, черепное бревно вдоль в разломах и трещинах, а гвозди и скобы уже не держат -- какие повылазили совсем, да и последние вот-вот вырвутся. Другая скать тоже потрёпанна сильно: решетины наружу выглядывают, ветер между ними гуляет, под крышу снег наталкивает, будто закром себе нашёл.

Правда, Никанор не очень-то такому дому удивился, потому как у кромешников всё-таки нет навыка добротные дома ставить. Непосильно им это.

Толкнул дверь, и она, дрыгаясь, со скрипом пошла, вполхода отворилась и сорвалась с петель. Громыхнулась в проходе и такую пылищу подняла, что ничего видно не стало.

– - Ты, что ж это, дядя, чужие дома ломаешь?
– - на шум прибежал моложавый Шайрай.
– - Никанор, что ль?

Никанору не с руки себя перед кромешниками сронить, он и на превосходство своё указал: дескать, не умеете дома ставить, да и вообще ни на что не способны. А Шайрай без всякого обидные слова выслушал, даже злобы не затаил.

Зашёл Никанор в дом, и в тот же миг дверного проёма не стало -- ни входа в избушку нет, ни выхода.

Объяснили кромешники Самосвету, в чём закавыка, да и поманили большой бутылкой какого-то снадобья. Самое лучшее средство, говорят, про всякие болезни забудешь. Ну и давай у него выспрашивать, как можно Елиму насурочить и какую каверзу подложить лучше.

– - Наслышаны, наслышаны, мастак настоящего дела...-- с уважением проговорил Шайрай.
– - Вот и присоветуй что-нито.

Заартачился Никанор. Не с руки, говорит, мне кромешникам помогать. Помилованье жду...

Видят кромешники -- по-простому не сладить, -- дали снадобья испить. Правда, незаметно из какой-то вовсе другой бутылки плеснули.

Никанор и совсем молодцом глянулся, да и нравом посмяк. Крякнул с доволи и говорит:

– - У них, у человеков, недостатков много, а всё же впечатлительность ихова особняком стоит. Жалостливые больно. Побудка у них такая есть -- любовь. Не умеют, вишь, с сердцем своим управляться. Привязываются шибко и друг к другу, и ко всему что ни попадя. Через эту слабинку и действовать надо...

– - Не тяни!
– - не выдержал Повитель.
– - Про это мы и сами знаем.

Никанор помолчал чуть -- не по нраву ему пришлось, что со слова сбили. Потом всё же досказал.

– - Есть у меня задумка. Верное дело и путанное, как надо. Так всё обделать можно -- никто и не прознает, -- Никанор опять помолчал сколько-то и говорит: -- Есть у Елима медведка приученная. Души он в ней не чает. И она к нему привязанная, как собачка всё равно -- смотреть тошно. Прошлой весной "щенят" к нему своих привела. Смотри-ка, вишь, не куда-нибудь, к нему наперво побежала. Видел я однажды встречу их. Гляжу, бежит медведка к старику, и тот тоже к ней навстречь. Я наваживаю: "Разорви! Разорви! Рвани его!" Мимо. Не подействовало. Повалила его, конечно... Лицо ему облизывает... тьфу! Смотреть тошно было. Собачьи нежности...

– - О деле бы говорил!
– - зыкнул Повитель -- не по нутру ему, знаешь, когда о таком-то рассказывают.

– - А то и говорю, что надо им помочь встретиться поскорей. Зачем весны ждать...

– - Не понял, -- Шайрай тупо глянул на Повителя. А у того у самого смекало в голове не отозвалось.

Ну, Никанор и объяснил:

– - Берлогу разорим, и так, будто Елим это сделал... Она за детей его на куски разорвёт...

До кромешников дошло наконец. Подивились, конечно, какое ловкое умудрение Никанор измыслил.