Нерушимый 10
Шрифт:
Но где он ее взял? Или его завербовали местные?
А ведь я еще тогда заподозрил неладное. Одно только сбило меня с толку: он не желал моей смерти, хотел играть, но был не готов действовать. Или передумал за долю секунды?
Нет. Я сперва отвернулся, потом спросил, что он задумал. Да и сейчас он не нервничал, вел себя, как все, хотя кровь имел горячую и чуть что — психовал.
Все это очень странно. Но доложить ситуацию я должен был, чтобы не взяли ложный след и не потеряли время. Потому встал и проговорил чужим голосом, поглядывая на Максата:
—
Микроб вытаращил глаза и нервно сглотнул слюну. Карпин многоэтажно выругался и принялся мерить шагами помещение. Непомнящий распорядился, глядя на врача-суггестора, который на самом деле был бээровцем:
— Срочно просмотреть камеры. Найти бутылку и передать в лабораторию. Нужно знать, кто вчера входил в номер Нерушимого, включая уборщиц.
Видимо, главный тренер знал, какую роль лысый врач играл на самом деле.
Я в упор смотрел на Тойлыева, который не выказывал беспокойства. А что, если это просто совпадение, и он не имеет к отравлению никакого отношения? Сломают парню жизнь и карьеру. Прежде, чем сказать, что он ко мне наведывался, надо проверить самому.
— Ты куда? — спросил Микроб, когда я поднялся.
— Надо кое-что уточнить. Скоро вернусь.
В зале царило оживление, каждый тянул меня за руку, встревоженно заглядывал в глаза — во взглядах читалось облегчение. Ведь если бы я слег — тогда прощай, победа. Максат бы не вытянул.
Усевшись рядом с ним, я шепнул:
— Давай отойдем. Поговорить надо.
Ну точно он тугодум, кивнул с готовностью, поднялся, и тут до него дошло, он открыл рот, нижняя его губа задрожала.
— Ты же не думаешь, что…
Больше всего он хотел… точнее не хотел быть безвинно осужденным. О том, что я считываю намерения, он не знал, сымитировать желание не мог — значит, он не виноват. Как-то даже легче стало от уверенности, что в команде нет крысы, готовой ударить в спину.
Мы отошли в дальний угол зала, и я сказал:
— Думаю, это не ты. Но ты же понимаешь, что посмотрят камеры, увидят, что ты заходил, да еще и с бутылкой воды…
Он дернул головой и нервно сглотнул. Кивнул и пробормотал жалобно:
— И что же делать? — пробормотал он.
— Прийти с повинной, сказать, что, да ты был у меня, но ни в чем не виноват.
— Поверят они, ага! — он с ужасом посмотрел на тренеров.
— Я с тобой пойду. Меня послушают. Но будь готов к допросу.
Он беззвучно шевельнул губами — выругался.
— Идем, — скомандовал я, и он двинулся за мной, ссутулившись и съежившись.
Огромный Тойлыев вмиг сделался маленьким и жалким.
Мне нужен был врач, но излагать проблему в присутствии коллектива было неправильно — они осудят Макса раньше, чем будет доказана его непричастность. Но сейчас бээровец, потирая подбородок, слушал беснующего Карпина.
— Мы им устроим шумиху! На весь мир ославим! Это же надо, суки, на
преступление решились! Не удивлюсь, если и убийством не побрезгуют. Это надо пресечь!Бердыев флегматично заметил:
— Решение везти своих поваров было правильным. Валера, не кипятись. Ты же понимаешь, что если работают спецы, то у них свои люди и в полиции, и среди персонала отелей. Мы ничего не докажем, просто выставим себя идиотами. А мы видим, что поставлена цель не выпустить нас в финал, и в средствах они не стесняются.
— Хуже другое, — сказал Непомнящий. — Факт отравления трудно доказать. Наши обвинения будут выглядеть голословными, потому что ботулизм бывает в пищевых продуктах, мы сами недоглядели…
— Коровьев унес воду, — воспользовался паузой я. — Надо найти бутылку и провести экспертизу. И только тогда обвинять.
— Да плевать! — крикнул Карпин. — Продукты проверены, они нормальные. Других отравившихся нет. Факт есть факт!
Врач-бээровец рванул прочь из зала — давать распоряжение, чтобы остановили уборку номеров, перетрясли гостиницу, собрали все пустые бутылки и проверили каждую. Интересно, сколько здесь его подчиненных? Не удивлюсь, что половина обслуживающего персонала, включая поваров.
Я зашагал следом за ним, Макс поплелся за мной. К нам хотел присоединиться Микроб, но я вскинул руку, и он остался на месте.
По-хорошему, стоило бы раздуть международный скандал, но — обходясь без прямых обвинений. Что-де странное отравление едва не повлекло летальный исход. Кому интересно, за новость ухватятся и растиражируют ее. Направление скандала зависит от того, получится ли обнаружить улики, и что это будут за улики. В идеале бы найти бутылку со следами ботулотоксина.
Но, опять-таки, лаборатории не наши, и вполне возможна подтасовка фактов, потому что международный скандал принимающей стороне не нужен.
Вот так испортили нам радость победы. Ходи теперь и оглядывайся. Интересно, можно ли считать неудавшееся покушение на меня тем самым, от чего предостерегал Гусак? Вряд ли. Он говорил, что меня убьют в толпе людей, причем застрелят, зарежут или еще что, он не видел, как и не видел лиц тех, кто вокруг. Типа я падаю, они бросаются мне помогать.
Толпа людей была? Целых пятеро. Вот только планировалось, что упаду я, а пострадал Коровьев. Да и убили ли меня в видении? Я ведь просто упал, а что замертво — это он мог ошибиться.
Но все равно перестраховаться не помешало бы, мне надо подержать на руках своего первенца.
Бээровец освободился примерно через полчаса. Ну как освободился: озадачил подчиненных и шагал мимо нас, ожидающих в холле на первом этаже.
— Евгений Витальевич! — окликнул его я.
Врач остановился, шевельнул лысыми надбровными дугами. Я поднялся. Максат нервно сглотнул, вцепился в подлокотник.
— Что стряслось? — спросил бээровец, направляясь к нам.
Я покосился на Максата, который не мог разлепить веки, толкнул его локтем в бок. Он открыл глаза, вскочил и выпалил: