Нерушимый 10

О нас говорили вчера, сегодня строили прогнозы будущих матчей, показывали, как готовятся команды. В общем ничего интересного. До сих пор казалось, финал — что-то недосягаемое, далекое, что случится не со мной. Стоило подумать, что я — на воротах! — и сердце пропускало удар. И если раньше были сомнения, что из одной восьмой выползем, то сейчас посещали дерзкие мысли — ну а вдруг и полуфинал будет за нами? А там и до абсолютной победы…

Но почему-то казалось, что мысли об абсолютной победе… слишком громкие, что ли. Настолько громкие, что могут отпугнуть удачу, а без нее нам никак.

А еще выяснилось, что мы не знаем, куда девать свободное время. В Союзе все залипали бы в Комсети, читали бы, что о нас пишут, здесь же доступа в Интернет не было, и парни скучали, ходили друг к другу в гости. А я не мог дождаться вечернего сеанса связи, когда я наконец увижу Рину. Сегодня он аж в десять вечера, в Москве в это время восемь утра.

Как же несправедливо, что мы в такой момент на разных концах земли! Когда Рина ложится спать, я просыпаюсь.

Вчера по понятным причинам мы ни с кем не созванивались, общались с фанатами, потому все перенесли на сегодня. Представляю, как Рина вчера радовалась! Только бы рожать не начала до срока. Читал, что многие дети, рожденные на восьмом месяце беременности, часто умирают из-за то, что по непонятной причине не начинают дышать. Даже у семимесячных малышей шансов больше.

В полдень, перед обедом, нас снова собрали в конференц-зале, причина была неясна. Но, судя по хитрому прищуру Валерия Кузьмича — нас ждал приятный сюрприз.

Когда мы расселись, Курбан Бекиеч включил экран, откуда нам мило улыбнулась… Ольга Сапова! Та самая девушка из Бургаса, что взяла интервью у Сэма и Микроба и сделала себе имя. И вот она телезвезда! И не узнать в этой красотке ту девчонку!

К ней вышел молодой человек, похожий на Тома Круза, и сказал, белозубо улыбаясь:

— Дорогие телезрители!

— Для вас работает «Футбольный обозреватель», — подхватила Ольга звонким голосом. — Я — Ольга Сапова и мой коллега Андрей Фёдоров. Мы работаем для вас до тех пор, пока наша сборная остается на чемпионате мира!

— Четвертьфинал позади! — приятным баритоном сказал Андрей. — Впереди у наших футболистов финал!

— Ты хотел сказать «полуфинал», — поправила его Ольга.

— И он тоже, — отмахнулся ведущий. — Ты видела игру?! Столько драйва! У меня нет сомнений, что наши выйдут в финал.

— Парни, спасибо вам за эмоции! — Ольга приложила руку к груди. — Мы с вами! Смотрим, поддерживаем! У всех у нас свои любимчики.

— Я восхищаюсь игрой Александра Кокорина. Вот где профессионал наивысшего класса. — Он обратился к Ольге. — Признавайся, кого ты считаешь лучшим футболистом?

— Фёдора Хотеева! Сверхновая звезда на футбольном небосклоне. Месси и Роналду в одном лице.

Я скосил глаза на Микроба, сидящего рядом. Он вытянул шею, лицо покрылось красными пятнами, минута — и он пунцовый, казалось, выключи свет — уши будут светиться. Пожалуй, это самое необычное и яркое признание… пусть не в любви — в симпатии, которое я видел. И ведь как непринужденно вышло!

Сэм, сидевший по другую сторону от Микроба, заорал:

— Епта, это ж твоя Оля!

Остальные про Микроба и Ольгу ничего не знали и не обратили внимания на возглас Самата.

— Давайте посмотрим, как празднуют наши соотечественники!

Пошла нарезка: крупными буквами — название города, потом — центральная площадь, где установили экраны, и вокруг собралась толпа, больше, чем на Первомай, несмотря на то, что ночь. Нашим людям устроили свой мундиаль, а мы подарили им праздник. Потом камера выхватывала отдельные лица: девушка со слезами радости, обнимающиеся и орущие подростки, старушка, усатый мужчина. А после — привет от болельщиков любимому футболисту и теплые слова.

Москва. Ленинград. Киев. Минск. Алма-Ата, где казахи на тысячу глоток орали: «Самат — чемпион, Самат — наш герой!».

Потом — Ашхабад, и тысячи соотечественников выкрикивают: «Максат — лучший вратарь! Гордимся!» Тойлыев растекся лужицей по сиденью и чуть не заплакал, аж лицо закрыл.

Только Коровьева не было, и он не видел, как его поддерживают жители далекого Орска, где он родился и вырос.

Каждому нашлось теплое слово — и основному составу, и запасным. Сердце наполнилось теплом, за спиной развернулись крылья…

И тут в зал ворвался наш врач-суггестор, широким шагом направился к Непомнящему, склонился и заговорил. Остальные тренеры подались ему навстречу. Не надо быть телепатом, чтобы понять: он принес плохие новости.

С Коровьевым что-то серьезное?

Непомнящий прервал трансляцию, повернулся в зал, дождался тишины и объявил:

— Товарищи, у Антона Коровьева ботулизм.

Народ загудел, Кокорин все еще праздновал, смеялся — видимо, не понимал, насколько это опасная дрянь. По позвоночнику прокатился мороз. Ботулотоксин поражает нервную систему, вызывает мышечную слабость, расстройство дыхания, развиваются связанные с этим осложнения, миокардит…

А еще я вдруг понял, что это не просто отравление, а диверсия. Коровьева отравили намеренно, причем вряд ли рассчитывая на то, что он умрет. Цель была — надолго вывести его из игры.

Народ не понимал серьезности проблемы, гудел и перешептывался. Бердыев не выдержал, встал рядом с Непомнящим и сказал главному так, чтобы все услышали:

— Надо объяснить. Они думают, что ботулизм — что-то типа отравления кишечной палочкой.

Карпин подорвался и выкрикнул в зал:

— Вам действительно все равно, что жизнь вашего товарища под угрозой?

Парни смолкли, уставились на него с тревогой.

— Это заразно? — дрогнувшим голосом спросил Андрей Хо.

— Нет, — ответил Валерий Кузьмич. — Ботулотоксин вызывает не только пищевое расстройство, но и параличи. Он влияет на нервную систему. Антона отравили. Сейчас он в реанимации, и выздоровеет очень нескоро. — Он потянулся к стакану с водой, но отдернул руку. — Я знал, что нам не дадут выиграть, но чтобы такой ценой…

Неужели подумал, что вода отравлена.

Вода… Ад в мозгу засвербело.

— Непонятно, почему именно Коровьев, — развел руками Тихонов. — Он ведь заменяем! А остальные в норме. Вот если бы Саню Нерушимого попытались убрать, я бы понял. Или нападающих. Но чтобы всех сразу…

Вода… Почему сознание так ухватилось за стакан с водой… Отравленный. Вода! Коровьев приходил ко мне и выпил мою воду! Волосы на голове зашевелились. Там, в больнице под капельницами, с трубкой в трахее должен быть я! Меня спасла случайность…

А следом вспомнился Максат Тойлыев, который приходил извиняться и держал в руках такую же бутылочку воды… Початую бутылочку. Моя была закрытой, я точно помню. Или неточно? Абсолютная память прокрутила разговор с Максом, как в замедленной съемке. Вот Макс извиняется, вертит воду в руках… не видно, бутылка пустая или полная. Я не акцентировал на ней внимание. Я стягиваю футболку, повернувшись к нему спиной. Пары мгновений должно было хватить, чтобы заменить чистую воду отравленной.