Несокрушимо

Коко и Ник привели четверых детей — троих мальчишек школьного возраста с тёмными волосами и глазами и крохотную девочку с большими глазами, которая ещё неуверенно стояла на ногах. Один раз она споткнулась на каменном полу, и Ник сразу поднял её, успокоив и вытерев слёзы.

У Скайлар и Себастьяна были близнецы — мальчик и девочка, которым на вид было около трёх лет. Вдобавок к троим детям Фурнье, детский стол в кухне превратился в хаотичную сцену. Кто-то из взрослых постоянно вставал из-за стола, чтобы порезать еду, вытереть пролитое или разнять спор. И всё же, даже в этом я завидовал. Трудно было не заметить, что я единственный одинокий человек за взрослым столом. К счастью, никто не спросил о Рене.

После ужина взрослые собрались в большой гостиной с кофе и десертом, пока дети играли у ёлки. К восьми вечера две другие семьи начали собираться домой, но Лукас попросил меня задержаться.

— Дай мне только уложить этих обезьян спать, и я скоро вернусь. Чувствуй себя как дома.

— Не торопись, — ответил я, наблюдая, как он уносит сына на спине. Миа уже поднялась наверх с другими детьми.

Пока он отсутствовал, я мучил себя, листая социальные сети и разглядывая радостные рождественские фотографии. Это только усугубило моё состояние, и я убрал телефон, размышляя, не придумать ли оправдание и не уехать ли. Мне уже надоело везде чувствовать себя лишним — даже в интернете.

Но как только я собрался встать, Лукас вернулся с бутылкой в одной руке и двумя стаканами в другой.

— Всё, — сказал он. — Ну что, выпьем скотча?

— Звучит отлично.

Он разлил по бокалам и протянул один мне.

— Рад, что ты пришёл. Я уже не был уверен, что ты появишься.

Я пожал плечами, крутя стакан так, что янтарная жидкость покрывала стенки.

— Я думал отменить. Но не хотел быть мудаком.

— С каких это пор?

Я показал ему средний палец, усмехнувшись.

— А если серьёзно, — продолжил он. — Мы с Миа рады, что ты пришёл. Ты последнее время словно затворник.

— Ну да, работа, — ответил я уклончиво.

— Правда? Или ты загоняешь себя работой, чтобы не разбираться с проблемами?

Я бросил на него раздражённый взгляд. Лукас изучал психологию и несколько лет преподавал в колледже, поэтому иногда он начинал анализировать людей.

— Слушай, можешь сказать мне заткнуться, но если захочешь поговорить — я рядом.

Я ответил очередным глотком скотча.

— Это значит: «Заткнись, Лукас»?

Я ухмыльнулся.

— Почти.

— Ладно, хорошо. Если ты говоришь, что у тебя всё нормально, я поверю и оставлю тебя в покое.

— У меня всё нормально. Требуется немного усилий, чтобы справиться с этим, но со временем, скотчем и… — я усмехнулся, — фильмами для взрослых, я справляюсь.

Лукас рассмеялся и поднял стакан.

— Может, тебе просто надо переспать с кем-то.

— Ещё бы, — ответил я с усмешкой.

— Так вперёд, найди кого-нибудь.

— Это не так просто.

Он взглянул на меня с недоверием.

— Не просто? Я, конечно, давно не одинок, но представить не могу, чтобы у тебя были с этим проблемы.

— Возможно, если бы я просто хотел переспать с первой попавшейся женщиной. — Я посмотрел на свой стакан. — Но я не этого хочу.

Лукас задумался на минуту.

— У тебя есть кто-то на примете, кто… не согласен?

— Всё сложнее.

Он закинул ногу на колено.

— Сложности — моя любимая тема. Продолжай.

Я сделал ещё глоток, обдумывая, стоит ли рассказывать Лукасe о Сильвии. С одной стороны, это казалось опасным, словно я придаю своим чувствам реальность, говоря о них вслух. С другой — Лукас был хорошим другом, умел разбираться в подобных вещах, и, возможно, мне стало бы легче, если бы я высказался.

— Это Сильвия Сойер.

— Ага, — протянул Лукас, сделав глоток. — Напомни, это старшая дочь Джона? Замужем, живёт в Калифорнии?

— Всё так. Вернее, была замужем пятнадцать лет. Недавно развелась и вернулась сюда с двумя детьми. Её муж оказался настоящим козлом. Бросил её ради другой женщины, которая уже беременна.

— Чёрт, это ужасно. Она, наверное, была подавлена.

— Да. — Я осушил свой бокал. — Ей было очень больно, и возвращение домой — это часть её попытки начать всё заново. Раньше я знал её лишь поверхностно, но с тех пор, как она вернулась, мы довольно много общаемся.

— У вас, вероятно, много общего, — сказал Лукас, протягивая руку к бутылке скотча и наливая мне ещё немного.

— Да, вот в этом-то и проблема. С ней так легко говорить, что я рассказываю ей вещи, которые никому не рассказывал. О своём браке, о разводе, о своих чувствах. — Я покачал головой. — Она дома меньше недели. Это чёртов бред.

— Это не бред. Ты чувствуешь себя комфортно с ней, потому что знаешь, что она понимает тебя. Вы проходите через похожие и сложные жизненные испытания.

— Но дело не только в этом. — Я наклонился вперёд, опираясь локтями на колени. — Она такая красивая. И милая. И уязвимая. Раньше я думал, что она просто хорошая, а теперь не могу перестать думать о ней в совсем… нехороших категориях. Очень грязных.

Лукас усмехнулся.

— Это нормально. Ты имеешь право на свои грязные мысли.

— Да, но вчера я сделал больше, чем просто думал.

Он остановился.

— Что ты сделал?

— Поцеловал её.

— Против её воли?

— Нет. Всё не так. Это было внезапно. И хотя мы оба этого хотели, мы понимаем, что ещё слишком рано. Она сама сказала, что всё ещё залечивает свои раны.

— Звучит так, будто она очень умная и осознанная.

— Это правда. — Я нахмурился. — Но проблема в том, что я не хочу спать с её самосознанием.

Лукас рассмеялся, а я поставил стакан на столик и закрыл лицо руками.

— Боже, какой же я придурок. Скажи мне оставить эту женщину в покое.

— Могу, но думаю, ты и сам это понимаешь. Ты не придурок, Генри. Ты парень, который долгое время был несчастен. Ты одинок, зол, разочарован, но ты не сделаешь ей больно.

— Я знаю, но… — Я снова откинулся назад. — Просто обидно, что такие козлы, как её бывший муж, получают всё — идеальную жену, замечательных детей, мечту, а потом просто бросают это и начинают заново. Для них всё так просто.

— Потому что они нарциссы. Они не думают ни о ком, кроме себя. Она заслуживает лучшего, Генри.