Неукротимый голод

Цикл продолжался снова и снова. С каждой минутой ноги Шей болели все сильнее, голос становился все более хриплым, в животе вскоре заурчало от голода, и ее разочарование достигло новых высот. Когда мимо нее прошло еще одно высокое существо мощного телосложения, Шей решила, что с нее хватит. Очевидно, ее тактика не сработала. Ей придется заставить их посмотреть на нее.

Недолго думая, Шей протянула руку, схватив существо за руку — руку, закованную в нечто вроде сегментированной брони — и дернула ее.

— Эй, зацени…

Ее глаза расширились, когда мужчина повернулся к ней лицом, и она посмотрела в его пронзительные зеленые глаза. Он был ажерой, серовато-коричневый мех пронизывали более темные пятна коричневого цвета, а его широкие плечи были по крайней мере вдвое шире ее. Он был огромен — и он был до ужаса ей знаком.

Его ноздри раздулись, а темные губы раздвинулись, обнажив клыки. Его брови низко опустились.

— Ты.

Это был ажера, который забрал ее у Мургена. Который купил ее.

Кого она ограбила.

— Черт, — выдохнула Шей.

Не более секунды или двух — но в ее сознании это показалось вечностью, — они смотрели друг на друга. Жестокие преступники были частью ее жизни дольше, чем ей хотелось признавать, но она не могла припомнить, чтобы когда-либо видела кого-то столь злого и опасного, как этот ажера прямо сейчас.

Злой, опасный и немного горячий.

Откуда, черт возьми, взялась эта мысль?

Ажера подошел ближе.

— Я искал…

Шей отпустила его руку и швырнула пачку листовок ему в лицо. Шаткие пластиковые листы отделились друг от друга в тот момент, когда оказались на свободе, превратившись в облако мерцающей голографической рекламы, от которой ажера отшатнулся.

Развернувшись, Шей побежала. У нее не было ни цели, ни плана, ей просто нужно было сбежать. Несмотря на то, что это один из секторов города, в котором, казалось, было очень ограниченное присутствие миротворцев, здесь было слишком много посторонних, слишком много свидетелей, чтобы она могла выхватить свой бластер и начать стрелять. И хотя Шей совершала в своей жизни кое-какие темные поступки, нарушала множество законов, она никогда никого не убивала и никогда не причинила бы вреда тому, кто этого не заслужил.

Позади нее раздался звериный рев, это был звук, который заставил бы льва склонить голову и броситься наутек. Шей оглянулась через плечо и увидела, как ажера смахнул последние несколько трепещущих листовок. Его шерсть встала дыбом, а выражение ярости на лице только усилилось.

Он бросился к ней, расталкивая пешеходов на своем пути, как бейсбольный мяч, пробивающий стену.

Ее глаза округлились, а брови приподнялись.

— Таааак, это нехорошо.

Несмотря на свою боль, усталость и неловкость, Шей изо всех сил старалась двигаться вперед. Неожиданного преимущества, которое она получила с листовками, было недостаточным, чтобы спасти ее — ей придется использовать все, что в ее силах, чтобы сбежать от него.

И все, что ее действительно интересовало прямо сейчас, — это как быть маленькой терранкой.

Придерживая живот одной рукой, она повернулась к центру улицы, где толпа была самой плотной, и нырнула прямо в гущу тел. В кои-то веки ее размер оказался благом — то, что она была меньше многих инопланетян, позволило ей с относительной легкостью проскользнуть сквозь толпу, используя их, чтобы укрыться от взглядов ажеры.

Она могла только надеяться, что этого будет достаточно.

Шей пробиралась все глубже в нескончаемую реку инопланетных пешеходов, петляя, как могла, чтобы протиснуться в промежутки. Ее сердце бешено колотилось, дыхание было прерывистым, но она не позволяла себе замедлиться. Если бы она остановилась, это было бы все. Истощение овладевало ею и гарантировало, что она больше не сможет бежать.

Она не могла этого допустить. Спасение собственной шкуры было отличной мотивацией, но это не было ее основной причиной — не так, как несколько месяцев назад. Ей нужно было обезопасить своего ребенка. Она отказывается рожать ребенка в рабстве.

Неловкость от бега сквозь густую толпу привела к большему количеству случайных ударов и касаний, чем ей хотелось, но она прикрыла свой живот, уберегая его. Раздраженные слова, произносимые пришельцами, мимо которых она спешила, — иногда произносимые на языках, которые ее имплантированный переводчик с трудом расшифровывал, — обдували ее подобно горячему бризу, неприятному, но, в конечном счете, безвредному. У нее не хватило дыхания на язвительные реплики.

Из толпы позади нее раздалась серия почти одновременных криков.

Сердце Шей пропустило удар, когда в ответ на эти крики раздалось гортанное рычание — рычание, которое было слишком близко. Как долго эта толпа будет сдерживать очень большого, очень решительного, очень злого ажеру?

Недостаточно долго.

Все больше криков раздавалось среди пешеходов, которые неуклонно приближались к Шей. На мгновение она представила медленно тлеющий след пороха позади себя, совсем как из старого мультфильма, маленькая искорка приближается все ближе и ближе. Плохие вещи случались, когда эти искры достигали персонажа в конце.

Ее мысли метались, когда она протискивалась между парой высоких, долговязых инопланетян, которые шли бок о бок, инопланетяне подняли свои переплетенные руки, чтобы взглянуть на нее сверху вниз, освобождая ей путь, чтобы она, спотыкаясь, двинулась вперед.

Если бы только ее ноги могли двигаться так же быстро, как мысли.

— Прочь с дороги, — заорал ажера. Судя по звуку, он был всего в десяти-пятнадцати метрах.

У Шей не было сомнений — даже будь она в отличной физической форме, она не смогла бы убежать от него, особенно в похожих на лабиринт туннелях и переулках Подземного города. Ее единственной надеждой было перехитрить его.

Трамваи!

Последние несколько недель она пользовалась общественным транспортом Артоса, который город предоставлял бесплатно, почти каждый день. Без личного транспортного средства в ее распоряжении трамваи, вероятно, были единственным шансом спастись от преследователя.

Шей резко свернула к краю улицы, обычно рядом с магазинами и лотками торговцев по обочинам дороги было больше места для маневра. Выйдя из самой гущи толпы, она остановилась лишь на мгновение — ровно настолько, чтобы поднять взгляд и заметить впереди светящуюся вывеску. Самые большие буквы на ней были написаны на Универсальном языке.