Невеста вне отбора
Шрифт:
– И как он это преподнес?
– Преподнес? Вывалил. Вечер так хорошо начинался. У костра, мы жарили хлеб с ветчиной, и вдруг... Бам! Нет, он говорит, что не знал о своей якобы смерти. Но мне-то разве легче? От его незнания? А почему раньше не связался? Он же прыгает по всему королевству как гребаный кузнечик!
– А ты его спросила об этом?
В ответ Катти медленно покачала головой, отпила вино и отдала бутылку:
– Я побоялась. Понимаешь, если отбросить в сторону лишние эмоции, то я очень рада, что он жив. В любых обстоятельствах живой человек лучше мертвого. И я побоялась, что наговорю
– Например?
– Например, у меня на языке вертелось «лучше бы ты сдох», - невесело рассмеялась Катарина.
– Хотя сама я помню, как молила Серую Богиню вернуть его к жизни.
– Дай ему шанс объясниться, - серьезно произнесла Мадди.
– Сколько лет назад погиб твой мельник?
– Почти год. Я успокоительные капли пила стаканами.
– Катарина хмыкнула.
– Заучила его подарок наизусть. Мечтала совершить какое-нибудь открытие и посвятить его памяти. А он тут... скачет. Нет, он сказал, что долго лечился, потом было покушение на наследника, потом Отбор. Но крыс-то он к вам травить пришел! А меня изругал.
– Когда успел?
– При первой встрече, - всхлипнула Катти.
– Ты же помнишь, «девушки не должны быть влюблены в кого-либо». А у меня венец, а он думал, что я в деревне по нему страдаю...
– Во дает, - поразилась Мадди.
– Нет, ну я конечно за то, чтобы послать его крыс травить. Но видя тебя и твои слезы - ты его все еще любишь.
– Люблю, - уныло отозвалась Катарина.
– Значит, надо разбираться. И либо все будет радужно - вдруг у него и правда есть какое-то железное оправдание. Либо ты в нем разочаруешься, что тоже весьма радужно. И это значит, что впереди у тебя счастье. В любом случае.
– Я тебя люблю, - серьезно произнесла Катарина.
– Но если ты не против, посплю немного. Очень уж забористое у твоей мамы вино.
– Да, выпили чуть-чуть, а язык заплетается, - согласилась Мадди.
Цветы растаяли, Катарина поднялась на ноги, чуть пошатнулась, но устояла. И уже в спальне тихо спросила:
– Останешься со мной?
– О чем речь, конечно. Укладывайся, я корсет стащу и платье переодену. И будильник возьму. А то мы если обед проспим, до ужина с голоду умрем.
Когда Мадди вернулась, Катарина уже спала. Бледное, зеленоватое лицо, тени под глазами.
– Ох, ну попадешься же ты мне, дерр белатор, - вздохнула ванен Скомпф.
Спать не очень хотелось, поэтому она просто прилегла рядом с подругой и вытащила блокнот.
Мадди хотела после Отбора продать свои подарочные украшения и открыть лавку. Потому что... потому что солеварня ее уже не прельщала. Пример матери был более чем красноречив. Нет, она, Мадди, умеет по хозяйству. И вязать любит, но только зимой и под настроение. А то всю молодость ради общего дела горбатиться, а потом муж одумается и возьмется за управление налаженной торговлей. А чего ж не поуправлять, коли все как хорошо смазанный механизм - работает без сбоев.
Гневно засопев, Мадди поправила пару циферок и в красках представила, как остается закрытая в своих комнатах. При детях и собаках. При чем тут собаки, она сама не знала, но обидно было почти до слез.
Так или иначе, а ей все равно нужно около пяти сотен. Если загнать украшения коллекционерам, может получиться куда больше. Но, скорее
всего, придется продавать в виде лома.Тяжело вздохнув, ванен Скомпф убрала блокнотик и прилегла на подушку. Размышляя о будущем, мечтая, она сама не заметила, как задремала.
Из дрёмы ее вырвал звон и заполошный вскрик Катарины, которая подскочила на постели.
– Что происходит?
– коротко спросила Мадди.
– Похоже, это Альтгар. Он изменил стол, чтобы иметь возможность со мной связаться, - тихо сказала Катти.
– Я боюсь.
– Думаешь, дерр белатор лично из стола вылезет?
– хмыкнула сонная Мадди.
И в этот же момент затрезвонил будильник. Чудо артефакторной мысли резво соскочило с тумбочки и ушустрило под кровать.
– Что это?
– ошеломленно спросила Катарина.
– Я очень, очень плохо просыпаюсь по утрам, - поморщилась Мадди.
– Сейчас слазаю за ним.
Но ловить разбушевавшийся будильник пришлось вдвоем - он до последнего не давался в руки. А когда его выключили, еще и водой в лицо плеснул. Напоследок, так сказать.
– Какая прелесть. Мне тоже такой нужен. Брату.
– Как освободимся из дворца, дам адресок. Ну что, пошли смотреть на великие извинительные дары?
– Он не может ничего подарить мне, - покачала головой Катарина.
– До конца Отбора что-либо дарить может только принц.
– Да? А мне Лиаду тихонечко подарил браслет. Простенький, из речного жемчуга.
Катти замерла. Она не знала, говорить ли Мадди об истинной личности ее возлюбленного или не стоит?
– Ну давай, давай, мне же любопытно, - поторопила подругу ванен Скомпф.
Содержимое стола удивило обеих.
– Мох и глина?
– Мадди вскинула брови.
– Это какое-то придворное иносказание? Вроде «я виноват, готов искупать всю жизнь, собирая чернику на болоте»?
– На болоте клюква и брусника, - не смогла не поправить Катарина. Высказалась и превратилась в слух, потому что в комнате зазвучал усталый, какой-то обреченный голос Альтгара.
– Катти, я не называю тебя «любимой», потому что потерял это право. Я причинил тебе боль. Дважды. Я должен был рассказать тебе обо всем иначе, но... Но я хотел, чтобы об этом ты узнала от меня, а не от «доброго человека». Прошу, прочитай то, что я тебе написал. И посмотри на то, что не нашло своего адресата - тебя.
Голос белатора растаял, как и небольшая искорка, парившая над столом. И только после этого Катарина увидела, что среди месива мха, земли и глины угадываются какие-то вещи, пергаментные трубочки и большое, плотное, чистое письмо.
Девушки переглянулись и, не сговариваясь, взялись за руки. Катти прикусила губу, а вдруг, вдруг там что-то, что сделает ситуацию хуже? Вдруг там что-то совсем уж непростительное?
– Как думаешь, что там?
– шепнула Мадди.
– Не знаю, - Катти зябко поежилась.
– Возьми конверт, он явно моложе всего остального. Возьми-возьми, в этом всем разбираться надо. Ковыряться и гной выдавливать. Иначе тебе потом житья не будет - будет у тебя этакий душевный фурункул.
Катарина нервно хихикнула и протянула руку к конверту. Едва она его вскрыла, оттуда вылетела иллюзорная, нежно-голубая птаха. Она растаяла в воздухе, подарив вместо себя дрожащий выдох и явственное «Спасибо!».