Невидимая Россия

— А как вы всё это выдерживаете?

— Теперь ничего… вот в лесу трудно было! Ему повезло — он всё время чертежником в управлении; меня на прорыв в лес отправляли… там хуже, насилу назад выбрался. Давай на всякий случай спрячемся.

Григорий нашел большой плоский камень. Расстелили бушлат и оба легли рядом, говоря шопотом и время от времени прислушиваясь.

Григорий еще больше возмужал, еще больше силы было в его коротких ответах и репликах, но за этой силой чувствовалась какая-то большая человеческая мягкость, которой Леночка раньше в брате не замечала. Былой заносчивости и резкости не было совсем. Леночка чувствовала себя с Григорием легче и свободнее.

— А знаешь, Гриша, я привезла ваши крестильные крестики… я теперь молюсь, Гриша.

Григорий молчал, Леночка молчала тоже, стараясь в темноте разглядеть лицо Григория. Когда на мгновение выглянула луна, Леночка увидела строгие, задумчивые глаза брата.

— Знаешь, Леночка, — заговорил вдруг Григорий, — еще в тюрьме… первое время я все никак не мог примириться с мыслью о заключении, всё верил, что освободят, страдал, надеялся и злился. Со мной рядом лежал инженер, — тоже мучился, как и я. Мы с ним подружились. Взяли его однажды на три дня — вернулся чуть живой, одни глаза остались. Вернулся и сутки спал, его старались не тревожить. На вторые сутки ночью просыпаюсь, вижу и он проснулся, лежит и на меня смотрит, глаза большие, черные, странные какие-то. Смотрит на меня и говорит: «А знаете, Бог есть!». — Я тогда решил, что это у него после допроса нервный припадок какой-то. Самого меня так не мучили, а вот попал в лес: урок 10 кубометров на пилу не выполнишь — уменьшат паек. А как его с непривычки выполнишь? Охватило меня отчаяние. Сел под елью… Нет, думаю, есть что-то выше этого ужаса… есть Бог!

— А как Алеша? — спросила Леночка.

Григорий замолчал.

— Как Алеша? — наконец, сказал он. — Алеша… сначала плохо, а теперь поправился, даже по вечерам в волейбол с вольнонаемными играет.

Леночка чувствовала, что что-то в поведении Алеши не нравится Григорию, и смутилась.

— Гриша, — спросила она, — а видел ты этих стариков-священников, сторожей этих?

— А ты их тоже видела? — обрадовался Григорий.

— Как же, сегодня вечером, какие-то особенные, хорошие…

— На них здесь очень косятся чекисты и уголовники. Говорят, когда они собираются вместе, то, идя дорогой, про себя всенощную служат. Их уже давно угнали бы в лес, да складов, кроме них, доверить некому — вот и терпят… А как устроился Николай после освобождения?

— Живет дома и помогает отцу в его научной работе… Вот что значат связи! — вздохнула Леночка.

— Я очень рад за него; если кто заслужил освобождение, так это именно он, — строго сказал Григорий. — Вот Алешу жаль… такой был душевный парень, только чересчур мягкий.

— Наталья Михайловна первое время прямо места себе не находила… ведь она тоже начала хлопоты через Калинина, а письма вдруг прекратились. Сначала ничего понять не могли, — пропал и всё. Только уже летом Наталья Михайловна сама поехала в то отделение, где он был, и всё узнала…

Леночка тихонько всхлипнула, но удержалась и не заплакала.

Около получаса говорили еще Леночка и Григорий. Григорий поднялся.

— Прощай, Леночка, поцелуй маму.

Леночка прижалась к грязной, засаленной телогрейке. Никогда еще не чувствовала она к брату такой близости.

— Прощай, Гриша! На следующий год обязательно приеду. Следи за Алешей, дай Бог, чтобы вас не разъединили!

Темная ночь быстро проглотила силуэт Григория. Григорий вернулся в барак рано утром. Алеша не спал и сразу стал расспрашивать.

— Да, между прочим, Леночка привезла наши крестильные кресты, — сказал Григорий небрежно, передавая Алеше золотой крестик. Алеша смутился.

— А где твой крест? — спросил он, опуская глаза и неуверенно сжимая кулак, чтобы кто-нибудь не увидел в его руке столь предосудительный предмет.

— Свой я надел на шею.

Григорий сделал вид, что ничего не заметил.

— Да… — протянул Алеша, — очень приятно… почему это ей пришло в голову привозить сюда золотые вещи? Дома они были бы целей.

* * *

Стук, стук, стук — мерно стучали колеса. Опять Леночка сидела у окна и вглядывалась в необъятную тайгу, но в душе у нее, наряду с глубокой грустью, было что-то светлое, радостное и таинственное. Леночка не заметила, как стала засыпать…

Снилось ей громадное поле. Кругом стоял мрачный, дремучий лес. На опушке леса появилась маленькая группа людей. Они шли навстречу Леночке. Скоро Леночка узнала в них вчерашних стариков, только одеты они были в праздничные церковные облачения. Лица их были торжественные и радостные… Со всех концов опушки стали выходить группы людей, одетых в серые бушлаты и черные шапки-ушанки. Число их росло и росло и все они присоединялись к группе священников.

Что это такое? — силилась вспомнить Леночка. — Да, кажется, в церкви это называется «Великий Выход». Шествие поравнялось с Леночкой. — Идя на работу, они служат всенощную — вспомнила Леночка слова Григория. Почему я так давно не была у всенощной?

Толпа приблизилась, окружила и увлекла Леночку с собой… Куда они идут, Леночка не знала, но на душе у нее стало совсем спокойно, ясно и радостно.

ЧАСТЬ II

Глава первая ОСВОБОЖДЕНИЕ

Григорий подошел к маленькому деревянному окошку и оперся рукой о подоконник. Рука дрожала. По другую сторону перегородки человек, сидевший за столом, медленно и внимательно перебирал бумаги. У Григория от нетерпения и волнения пересохло в горле и он нервно кашлянул. Большие грубые руки с грязными ногтями перестали двигаться, бледное лицо поднялось и на Григория глянули злые враждебные глаза.

Опять какая-нибудь оттяжка, — пронеслось в воспаленном мозгу Григория.

— Куда хотите ехать? — недовольным тоном спросил грубый голос.

— Я освобождаюсь без ограничений? — вырвалось у Григория, и нелепая надежда на минуту затемнила сознание.

— Да, — раздраженно ответил голос, — говорите, куда вы хотите ехать?

— В Москву!

— В Москву нельзя…

Полутемный коридор стал еще темнее. Проклятая рука продолжала дрожать мелкой противной дрожью.

— Тогда в Тулу.

Голос почему-то не слушался и звук слов получался глухой.

Неприятные глаза оторвались от лица Григория и бледное лицо опять склонилось над бумагами.

* * *

Когда они подходили к проходной будке, солнце только что село. Днем было тепло и на дороге образовались лужицы. Холодный вечерний ветер покрыл лужицы тонкими корочками льда; когда Григорий наступал на него, лед лопался с хрустящим звуком и из-под ноги выступала вода. Григорий старался не глядеть на серые однообразные бараки и думал только о том, как бы скорее уйти из лагеря.

Ротный Петров, сидевший за растрату, шел сбоку и ему всё время хотелось заговорить с Григорием. Петров с завистью и удивлением поглядывал на мрачную фигуру, шагавшую широкой твердой походкой, и не понимал, почему спутник такой невеселый.