Невидимая Россия

— И ты решил уйти в религиозную деятельность? — спросил Григорий.

— Я думаю, что сохранение катакомбного православия вопрос жизни или духовной смерти русского народа, — ответил Николай. — Это гораздо важнее политической деятельности.

— А как же — вот Леночка хоронила мою мать и обращалась в ближайшую к нам церковь. Может быть, этого не следовало делать, если ты говоришь, что Сергий продался большевикам.

На лице Николая появилась тень досады.

— Ты меня не так понял. Митрополит Сергий — настоящий православный митрополит и таинства, совершаемые в официально открытых церквах, остаются таинствами. Я считаю неправильным избранный им путь компромисса с безбожной властью.

— А много у вас народу?

— Человек сто пятьдесят.

— Так ведь это целая организация?

— Ты вроде Павла, — ответил Николай недовольным голосом. — Он еще до ареста хотел использовать мой приход для конспиративной работы.

— А я всё-таки не понимаю, почему этого нельзя сделать, — удивился Григорий. — Духовное возрождение России невозможно без религии. Я после лагеря почувствовал это совсем реально, но ведь и религию постепенно задушат, если мы не произведем политического переворота.

— В Евангелии сказано: «На сем камне созижду Церковь Мою и врата ада не одолеют ее», — глаза Николая загорелись фанатическим блеском.

— Так и Россию большевики не уничтожат, — в свою очередь загорелся Григорий.

— Ну, опять заспорили.

Надежда Михайловна уже принесла суп, накрыла на стол и подошла к молодым людям, увлекшимся спором.

— А что они и тебя в монахи тянут? — шутливо вмешался Алексей Сергеевич.

Поразительно живучие люди, — удивлялся Григорий, глядя на Осиповых. — Сына едва вытянули из концлагеря, живут впроголодь, а думают и говорят только о вещах отвлеченных и принципиальных.

— Где-нибудь работаешь? — спросил он Николая.

— Устроился в одной научной редакции, — ответил Николай, потухая, — делаю разные справочные работы.

— А как домашние переживают смерть Алеши?

На глазах Надежды Михайловны навернулись слезы:

— Как переживают! Отец ведь очень замкнутый человек. Его сразу не поймешь. А Наташа мучится.

— Куда у тебя направление? — спросил Алексей Сергеевич.

— В Тулу.

— В Тулу! — обрадовался старик. — В Туле у меня есть знакомые, мы тебе письма рекомендательные дадим.

После обеда Григорий еще около часа расспрашивал Николая про дела организации. Несмотря на отход от политики, Николай довольно хорошо знал всё. Борис в Сибири сколотил небольшую группу; многие арестованы, многие разъехались по провинции, некоторые отошли.

— Сначала хорошенько оглядись, — посоветовал Николай. — Вербовка тайных осведомителей идет непрерывно, все старые связи надо заново проверить. А как у вас в концлагере, что-либо наладилось?

* * *

Желтухины занимали две комнаты в квартире, помещавшейся в нижнем этаже большого дома. Окна выходили на маленький асфальтовый двор, зажатый между громадными кирпичными стенами. Григорий постучал во второе окно справа от двери, согласно указаниям Николая. Из-за занавески кто-то выглянул, и через минуту Григорий уже сидел на широком, покрытом ковром диване против Наталии Михайловны.

— После смерти Алеши вы все для меня стали братьями, — говорила она грустно, — отец молчит, но ему еще тяжелее, чем мне. Алешу он любил и как сына и как самого близкого друга. У меня всё-таки своя семья, мне легче.

— Скажите, когда вы видели брата последний раз?

— В Кеми, сразу по прибытии в лагерь, — . ответил Григорий. — Дольше других с ним пробыл Павел.

— А когда он приедет? — спросила Наталия Михайловна и в глазах ее пробежало какое-то необычайное выражение.

— Мы считали, что приблизительно через месяц. Разница получилась из-за несколько различного зачета рабочих дней. Мне, в конечном итоге, сбросили больше, чем ему.

— А очень тяжело было?

— Разно. Кто как умел устроиться и кому как везло. Обычно, интеллигентные люди попадали в канцелярии. Самое страшное — это долго застрять на общих работах.

— А как устроился Борис? — спросил в свою очередь Григорий. — Говорят, что ваш муж ему очень помог.

— Борис, — замечательный человек, — улыбнулась Наталия Михайловна. — Он ведь женился.

— Я слышал. А что представляет собой его жена?

— Хорошая, — уверенно кивнула Наталия Михайловна, — с характером, расчетливая. Отец ее был в свое время миллионером, но человек совсем свой, а главное, очень любит Бориса.

Выходя от Наталии Михайловны, Григорий встретился в дверях с Михаилом Михайловичем. Старик поседел и высох, но держался попрежнему прямо и был всё так же красив. Холодные спокойные глаза, увидя Григория, потеплели и затуманились глубоким скрытым горем. Григорий пожал сухую крепкую руку.

— Зайдите ко мне, я тоже хочу с вами поговорить. Михаил Михайлович жил во второй проходной комнате, отгородив себе угол легкой досчатой перегородкой. Наталия Михайловна вошла к отцу вслед за Григорием и все трое уселись на простую деревянную постель, покрытую серым солдатским одеялом.

— Ну, рассказывайте по порядку, как жилось в лагере, что с оставшимися товарищами и каковы ваши планы на будущее. — Глаза Михаила Михайловича опять были невозмутимо спокойны и опять от них веяло аристократическим холодком.

Григорий довольно долго рассказывал о лагерном быте, о системе использования труда заключенных и о своем желании устроиться как можно ближе к Москве, чтобы при первом удобном случае вернуться в родной город. Михаил Михайлович задавал уточняющие вопросы, иногда делая дельные замечания, и по лицу его совершенно нельзя было понять, зачем всё это ему нужно и что он обдумывает.

Почему мы не втянули его в организацию? Судя по живости ума, он человек исключительно целеустремленный и внутренне организованный, — думал Григорий.

— В Москву вам попасть будет очень трудно, — сказал Михаил Михайлович, выслушав Григория до конца. — Легче всего сейчас устроиться в Дмитрове, вольнонаемным на строительство канала. Там работает много нашего народа.

— Опять концлагерь, — с отвращением поморщился Григорий.

Михаил Михайлович молча пожал плечами:

— В противном случае, надо махнуть рукой на столицу и устраиваться подальше в провинции, скажем, на Урале или в Сибири. Сегодня вечером у нас будет Александр Николаевич Верховский, сослуживец мужа Наташи. Попробуйте еще посоветоваться с ним, — он человек ловкий.

Вечером того же дня Григорий с Леночкой снова пришли к Наталие Михайловне, чтобы познакомиться и посоветоваться с Верховским.

— Документы я вам смогу сделать заново. Зачем вам с судимостью путаться? У нас на строительстве такая каша, что проверить всех невозможно. Только начать придется, скажем, с мастера: у рабочих анкеты значительно проще, чем у администрации. Александр Николаевич говорил быстро и нервно, то небрежно откидываясь на диван, то наклоняясь к Григорию, сидевшему напротив.