Невольница судьбы
Шрифт:
— Рэшма, я не намерена вести себя так. У меня есть муж, и я буду хранить ему верность.
— Верность? — словно испугавшись этого слова, переспросила Рэшма. — Она ничего не стоит. Единственное, что имеет над тобой власть — это голод. Когда он станет главной проблемой, верность перестанет что-то значить.
— Я лучше умру с голода, чем стану торговать собой! — взвилась я, раздувая от негодования ноздри.
— Да? — с хитрым прищуром спросила Рэшма. — А готова ли ты к тому, чтобы голодал твой мужчина? Судя по всему, ты его любишь. Посмотрю я на тебя, когда он начнёт шататься от голода. А если
— Сэтман никогда не уйдёт к другой женщине! — с жаром воскликнула я.
— Пока ты жива-здорова, не уйдёт, — согласилась Рэшма. — Но стоит тебе занемочь, и готовить будет некому, он станет голодать. Тогда быстро найдёт тебе замену.
— Нет! Сэтман не такой!
— Какая же ты наивная, — вздохнула Рэшма, и добила меня словами: — Не ты в его постели первая и не ты последняя. Суровый быт убивает любовь. Больше я ничего не скажу тебе, но скоро ты сама всё поймёшь. А сейчас пошли на рынок. Нам надо многое успеть.
Она взяла две большие корзины и одну из них протянула мне. После нашего разговора, я не горела желанием продолжать с ней общаться, но выбора у меня не было. Рэшма вызывала во мне смешанные чувства. Она была готова помочь, но её образ жизни и неразборчивые половые связи вызывали во мне брезгливость и презрение.
Памятуя, что нахожусь в пристанище изгоев, где каждый второй — вор, я забеспокоилась об открытой двери. Хоть богатств у нас не имелось, зато был мешок с несколькими буханками хлеба. А для меня они являлись сродни сокровищу. Но Рэшма успокоила:
— В личные жилища могут входить только хозяева. Когда они дома, к ним могут приходить другие люди. Но без них дверь не откроется. Только уроженцы правящих семей смогут войти в жилище без хозяина. Однако благородные сюда не захаживают.
Мы шли по извилистым улицам просыпающегося города. Нам встретилось несколько людей, убирающих грязь с дороги.
— Мусорщики, — шёпотом сообщила Рэшма. — Им повезло больше, чем нам. Их обеспечивают работой в городе и платят больше, чем в каменоломне, хоть труд легче.
Глядя на копающихся в грязи мусорщиков, я бы не сказала, что им повезло. Но тут же подумала, что в каменоломнях, наверное, в сто тысяч раз тяжелее работа. Да ещё и за гроши.
— А я смогу устроиться мусорщиком? — спросила я, надеясь, что сумею выполнять ту же работу, что и они.
— Нет, — Рэшма даже закрутила головой. — Мы считаемся недостойными. Так что забудь. Даже твой благородный цвет волос не поможет, поверь.
Я сникла, но всё же не хотела сдаваться:
— Но может, есть хоть какое-то место, где я могла бы найти работу?
Рэшма снова закрутила головой. А потом её словно осенило.
— Не буду обещать, — заговорщическим шёпотом заговорила она, словно выдавала великую тайну, — но я попробую договориться насчёт тебя. Пару раз в неделю меня приглашают в дом правящей семьи. Хозяин благоволит мне, и, если я попрошу, может, возьмёт тебя на работу.
— А что надо будет делать? — мои глаза зажглись нетерпением.
Я готова была мыть полы, готовить еду, стирать, убирать. Я согласна была делать всё. Пусть только возьмут! Более работящей прислуги им не сыскать!
— Хозяин
тебе объяснит, — махнула рукой Рэшма.Глава 22
Надежда
Хоть было раннее утро, но рынок уже кипел. Мы еле протискивались между рядов.
— Если потеряешься, дорогу домой сама найдёшь? — заботливо спросила Рэшма.
— Да, — заверила я её, а сама усомнилась, и для надёжности, взяла девушку за руку.
Она подводила меня то к одному, то к другому прилавку и, спрашивая цену, шла дальше. Когда ей назвали приемлемую стоимость, она начала выбирать продукты. Накидала мне и себе в корзину овощей и зелени. Я протянула её деньги, что дал нам с Сэтманом булочник, но она отодвинула мою руку.
— На сегодня и завтра тебе хватит этого, — она кивнула на корзину с овощами. — А потом станешь покупать сама. Поверь, твой муж нескоро принесёт деньги. Сразу ему никто не заплатит. Так что прибереги свои деньги. Сегодня я заплачу.
С этими словами она повела меня дальше. У мясной лавки остановилась и придирчиво изучила товар. Видимо, мясник хорошо знал Рэшму, поэтому заулыбался и спросил:
— Что будешь брать, милашка?
Рэшма выбрала мясо и положила пару кусков ко мне в корзину, и шесть к себе.
— Подожди здесь, — велела она, сунув мне свою корзину.
Вначале я не поняла зачем, но тут же с ужасом уставилась на то, что мясник завёл девушку за прилавок. Убрал с разделочной колоды тесак и не разрубленное мясо, кинул на колоду мешок и усадил на него Рэшму. Я даже не сразу осознала, что сейчас произойдёт расплата за мясо. Не моргая, увидела, как мясник расстегнул штаны, и они сползли до колен, оголив ягодицы, и восставший член. Затем задрал платье Рэшмы и, зажав её ноги у себя в подмышках, ухватил за попку. Резким толчком вошёл в лоно девушки и начал ритмично двигаться.
Став невольным свидетелем, я несколько секунд не могла прийти в себя от шока и таращилась на происходящее. Когда до меня наконец-то дошёл смысл, резко отвернулась, словно меня ударили. За спиной раздавалось сопение мясника, учащённое дыхание Рэшмы, и звук размеренных толчков, сопровождаемых чавканьем. Какой ужас! Почему она не взяла моих денег? Неужели ей легче раздвинуть ноги перед этим толстым мужиком, чем заплатить за мясо? Тут возникла другая мысль, что её четверо сожителей, небось, мало чем отличаются от мясника. Видимо, ей было всё равно с кем совокупляться.
Вокруг было полно народа, но никто не обращал внимания на происходящее. Судя по всему, это, действительно было нормальным процессом. Никто же не пялился на нас, когда мы отдавали торговцам деньги. Вот и сейчас никто не видел ничего противоестественного. Зато у меня волосы зашевелились на затылке, и лицо залилось краской, словно я причастна к сексу. Хотя, если учесть, что два здоровых куска мяса лежат в моей корзине, то, конечно, причастна. Мне стало стыдно и неловко перед Рэшмой. Появилась мысль отдать мясо. Потом поняла, что Сэтману надо хорошо питаться. Тогда отдам деньги. Тут же возник вопрос — какие деньги? У меня их не так много. Совесть грызла меня нещадно, поэтому скормила ей обещание, что как только у нас появятся деньги, я обязательно отдам их Рэшме.