Невыдуманные истории выдуманных людей

– Да, шеф, – в один голос сказали мы. Мы любили Олега Ивановича, он был очень душевным человеком. Много курил и любил вечером за ужином дернуть рюмочку коньячка, но он был настоящим и искренним, он старался помочь каждому, на таких людях держался мир. У нас в отделении были уже свои постоянные клиенты. Римма Марковна, с тревожно-депрессивным расстройством, душевная тревожная женщина шестидесяти лет, которую всю жизнь гнобил муж. На каждом обходе Олег Иванович делал ей комплимент, мы все его поддерживали, и она, смущаясь, расцветала, очень часто людям важна не терапия, а вовремя сказанное доброе слово, понимание и поддержка. Гробовая, девочка семидесяти восьми лет, с органическим тревожным расстройством, у которой был непутевый сын, она госпитализировалась с огромным удовольствием, всегда в шерстяном платочке и обруче, она радостно нас приветствовала, это были мои пациенты, я вкладывала в них душу и нарушала закон, назначая им двойную порцию таблеток, чтобы хватало на выписку, так как денег у них не было ни копейки.

Однажды летом Гробовая зашла в ординаторскую и принесла мне клубнику, пряча её, там было где-то штучек семь маленьких клубничек, она так с надеждой протянула их мне и стареньким голосом, в котором слышалась мольба, промолвила:

– Федоровна, это ко мне приходила дальняя родственница и принесла, отведайте, пожалуйста.

Я понимала, что Гробовая за последние лет пять точно её не пробовала, так как фрукты ей не по карману, на пенсию особо не разгуляешься. Я наотрез отказалась, глаза её наполнились слезами:

– Я так Вам благодарна, Вы столько для нас делаете, прошу Вас.

– Только при условии, если мы сейчас её вместе начнём есть, – для неё было крайне важно – отблагодарить, поделиться самым ценным.

– Мария Фёдоровна, я Вас так люблю, скушайте, верите, я каждый день за Вас молюсь, после вашей терапии у меня не так болит душа.

Каждый день в 8.15 был обход. Заходим в последнюю ВИП палату, вижу пациента, отрекомендованного Паблом Васильевичем, – парень тридцати пяти лет, хорошо одет, и с виду в жизни не скажешь, что он болен, кучу комплиментов отпустил, многоречив, Олег Иванович поинтересовался о его самочувствии, и мы отправились в кабинет для обсуждения динамики и корректировки лечения пациентов.

– Олег Иванович, да он в дымину болен, он не для нашего отделения, у нас же оно открытое, а он в мании, – начала я.

– Вижу, но диагноз поставили – циклотимия, смотрел его профессор, сказал – удержится. Павел Васильевич приказал ему здесь лечиться, молодой человек – сын прокурора области, не можем ослушаться, Вы же знаете, как наше начальство любит угождать чинам, что я могу поделать? – осунувшись, Олег Иванович печально вздохнул.

– Но как же быть? Если что случится, это же на наши плечи ляжет ответственность.

– Ну, на мои, точнее, единственный выход – это написать заявление, а кто лечить то будет? Леди, не переживайте, всё будет хорошо.

– А если цикл поменяется и начнётся депрессивная симптоматика? Если у него суицидальные намерения начнутся, что тогда? Персонал не справится!

– Мария Фёдоровна, успокаивайтесь, всё будет хорошо. В его словах не было уверенности. Была тревога.

Нашего пациента звали Георгий. Он часто начал захаживать в палату, где лежала Гробовая и Марковна, по утрам приносил им чай, конфеты и цветочки, что очень характерно пациентам в мании. На персонал он агрессировал, периодами был гневлив. Все танцевали перед ним и старались угодить. Старшая медицинская сестра лично приходила застелить постель. Втроём они часто выходили на прогулки, мои девочки – Римма Марковна, Гробовая и Георгий. Девчонки расцвели и стали хохотушками. В любом возрасте, если женщине дать заботливое мужское внимание, они расцветают и молодеют душой.

Около семи вечера я добралась домой, только развалилась на диване и взялась за книгу своего любимого Ремарка, после первой еды за день, на телефоне высветился входящий вызов от Олега Ивановича.

– Але, соскучились за мной, шеф?

– Машенька, срочно приезжай в отделение, у нас ЧП.

Я мигом впрыгнула в первую попавшуюся одежду и помчала в милый дурдом. Захожу, слышу, из кабинета доносится крик Пабла Васильевича:

– Ты что, дурак старый, совсем мозгами поехал, соображения нет? На пенсию тебя пора! Идиот ненормальный, вечер мне перепортил, компетентность потерял, ты не врач, ты дворник, имбецил.

– Но Вы же сами сказали, Павел Васильевич, чтобы он у нас находился, я не хотел его брать!

– А если я тебе скажу с моста прыгнуть, ты тоже прыгнешь? Маразматик старый.

На этом Пабло выкатился из кабинета Олега Ивановича и тяжёлой переваливающейся походкой ушёл из отделения.

Я зашла в кабинет. Старик наливал себе очередную порцию капель Зеленина.

– Что случилось, Олег Иванович?

– Ой, Машенька, как всё и предполагалось.

Наш Георгий пошёл на прогулку с бабушками. Ушёл с территории больницы и, перейдя дорогу, прибыл в местный супермаркет. Там он совершил ограбление: две жвачки, колоду карт, носки, и две ручки, спрятав награбленное под кофту и в штаны, он собирался покинуть место преступления под прикрытием ничего не подозревающих бабушек. На кассе их задержали, и охранниками был выявлен факт кражи. Ответственные бабушки начали защищать Георгия, плакать, причитать: «Мы же из дурдома, отпустите», а Георгий возбудился и стал гневаться. Началась драка, вызвали полицию. Конечно, в полиции выяснилось, чей Георгий сын, отец приехал в райотдел и всё уладил, однако Пабло Васильевич был поставлен в неловкое положение.

Бабушек, как соучастниц преступления, не привлекли, а отправили обратно в отделение.

– Олег Иванович, но Вы же знаете, какие в мании могут совершаться нелепые поступки, он же спит по два часа, слава Богу что так, а не хуже, не расстраивайтесь.

– Спасибо, Машенька, что-то и вправду, старый я стал, сложно мне!

– Ээээээй!!!! Вы чего? Мы Вас обожаем! Таких как Вы – специалистов нет, кто лечить-то будет? Не бросайте нас. Анна Владимировна в отпуске, и уже как сложно. А без Вас пропадём. Держаться, Олег Иванович, держаться! Так, сейчас схожу, поведаю своих девочек, и будем пить чай.

– Захожу в палату, у Гробовой давление – 220 на 120, у Марковны – 190 на 110.

– Ну что, рецидивистки, на дело сходили? – улыбаюсь и, делая вид, что ничего не случилось, подбадриваю их я.

– Ой, Мария Фёдоровна, спасибо, что приехали. Мы, конечно, в шоке, такой галантный, такой хороший молодой человек… – начала причитать Марковна.

Гробовая тем временем сидела, опустивши голову, в своём шерстяном платке, и смотрела в окно, затем медленно развернулась, вздохнула и философски изрекла:

– Эх, Фёдоровна, я ж то думала – это любовь со мной на старости лет приключилась, а это болезнь оказалась… Сплошные разочарования.

Музыкальная школа. Выпускной экзамен. Мне тринадцать лет. Играя, я еле сдерживаю слёзы. Я ненавижу фортепьяно. Ещё пару минут «мучения», и я доигрываю пьесу, закрываю крышку, как на гробу, и говорю маме: «Я больше никогда не подойду к фортепьяно».

Мне восемь. Я упорно занимаюсь в музыкальной школе. Помимо всевозможных репетиторов по математике, рисованию, литературе, танцам, русскому языку и украинскому, ещё и музыка. Учителя зовут Кристина Ульяновна. У неё всегда идеальный маникюр. Иногда она меня хвалит, говорит, что есть слух и хорошая техника. У меня есть мечта, очень заветная, – стать пианисткой. Я уже представляю, как собираю залы и играю Лунную Сонату на балу в Зальцбурге. Именно так моё сознание рисовало успех в данной профессии. Периодами меня лупят линейкой по рукам и спине: «Чтобы правильно держала осанку и под рукой были как-будто подушечки». Не больно, но сильно обидно. Я много болею. Меня переводят на дистанционное обучение. Дома заниматься ещё тяжелее. Однажды, моя учительница смеётся надо мной и говорит, что у меня ничего не получится, я никогда не стану пианисткой, я бездарь. В ответ я с агрессией наказываю учительницу – обрисовываю все ноты ручкой. Меня ругают, я спихиваю вину на троюродного младшего брата. Теперь его ругают, я расстраиваюсь ещё сильнее из- за своего низкого поступка и признаюсь во всём. Немой бойкот у меня дома. А учительница всё приходит.

Мне дарят котёнка. Я называю его Васильком. Я его очень люблю, он серенький, персидской породы, курносенький и длинношерстный комочек, смешной, ласковый, всё целует мои руки и любит играть. Ждёт меня со школы.

Весенний день. За окном тает снег, мальчишки пускают кораблики, я музицирую. Очень не охота, но нужно. Мама говорит: «Личность должна быть всесторонне развитой». Я ещё не понимаю значения этих слов, чем кораблики не развитие? Но что-то очень важное в этом есть. Уходя после урока, учитель К.У. закрывает за собой дверь, Василёк пытается выбежать вслед и ему дверью предательски отбивает лапу, она висит на коже, а котёнок дико кричит. К.У. говорит, что это я виновата, что нужно смотреть за своими питомцами. Наверное, она права, а мне больно.