Невыдуманные истории выдуманных людей

– Как Вы себя чувствуете?

Пациентка тяжёлая, умеренный депрессивный эпизод, плохо спит. Она ему начинает отвечать:

– Ой, плохо, не могу спать, только закрываю глаза, как умершие родственники в голову лезут, в груди печёт, тоска сильная, не вижу будущего, так жи…

Пабло на полуслове перебивает её, кладёт руку на плечо и говорит:

– Это ладно, голосовать будете?

В такие моменты понимаешь: «Ох и глупые мысли у Вас в башке, Мария Фёдоровна, о какой человечности речь».

Сижу, расписываю энное количество бумаги, и когда особенно тяжело и хочется послать всё к чертовой матери, представляю, что «вот сейчас допишу и аплодисменты, меня вызывают на сцену и красивый мужчина во фраке объявляет: «В литературной номинации года побеждает …Мария Фёдоровна!!!» И овации, овации… И я выхожу в красивом чёрном платье в пол с разрезом на ноге, у меня шикарный макияж, мои короткие чёрные волосы уложены в красивую прическу… Я иду на высоких каблуках, и все мужчины оборачиваются, смотря на меня, я подмигиваю одному красавчику, пока выхожу на сцену…

– Мария Фёдоровна, там остановка в реанимации! Срочно! – слышу крик нашей медсестры с другого конца санитарного пропускника. За секунду выбегаю и быстро бегу через улицу на третий этаж. Звонок. В глазок смотрит санитар. Чеканю: «Дежурный доктор, открывайте». Мешкать нельзя, жизнь остановилась. Влетаю в палаты интенсивной терапии, а там один краше другого, мужчине лет пятьдесят, жил ярко, пил много и не качественно, организм решил закончить это веселье. Начинаю проводить реанимационные мероприятия.

– Адреналин … 2,0. Давайте ещё… Дофамин поставили… Отлично … Дексаметазон 4,0…

«Живи, заводись, родной, давай… Пожалуйста, не на моём дежурстве» По прошествии некоторого времени под руками на артериях начинает пульсировать. «Завела». Руки трусятся, пот течёт, за жизнь сражалась. Удалось отбить у смерти ещё одного. Хотя надо ли? Но мы всего лишь инструменты, имеющие знания, а там уже как Вселенная решит.

– Ребят, водички дайте, пожалуйста!

– Да, доктор, Вы, прям как фурия, залетели, и меня чуть не снесли, – комментирует медбрат. – А вот правду говорят, мы между собой смеёмся, что если Вы дежурите, умереть не дадите никому, даже если очень захотят!

– Ну, благодарю, спасибо на добром слове! – жду, пока он пойдёт за водой, и наблюдаю за картиной.

Лежит наш отечественный пациент с алкогольным делирием, та хворь, что в народе «белкой» называют. Это когда человек пьёт- пьёт водку аль самогоны, да и вискарик потягивает на протяжении длительного времени, пьёт до усмерти, метаболизм меняется, и как прекращает пить, на третий день развивается делирий. И вот лежит наш отечественный пациент, крайне возбуждён, фиксирован (привязан к койке), галлюцинирует в потолок, война ему мерещится. «Стреляй, сука, стреляй … танки… нападают… отбивай… патроны!!!! Огонь!!!» А напротив него сидит афроамериканец, у которого делирий уже миновал.

И сидит он на краю своей кровати, с опущенной головой, думая о чем-то своём. Наш отечественный пациент, отрывается от потолка, прекращает дергать руками и ногами, поворачивается к афроамериканцу и с полным удивлением и негодованием спрашивает:

– Миша, а ты шо, покрасился???

Весь персонал прыснул со смеху. Афроамериканец с хорошим акцентом возмущённо говорит:

– А чего это он меня Мишей называет?

Это действие придаёт ещё большей милоты.

– Всё ребят, отпускайте меня, пошла дальше спасать…

– Ну, Вы это, заходите, если что, – в стиле советского мультика «Жил был пёс» сиплым голосом процитировал санитар, – у нас всё равно реаниматолог сегодня выходной.

– Как выходной?

– А вот так, никто работать не хочет, – пожал плечами санитар.

Это только у нас в стране в реанимации нет реаниматолога, и справляется психиатр всеми подручными средствами, руками, мешком Абу, интеллектом и выдумкой, ведь препаратов нет, а чтобы уколоть сибазон, нужно первоначально заполнить пятитомник документов и никак по-другому. И только попробуй не «завести», от Пабла получишь под первое число. Ничего страшного, что ты психиатр, а не реаниматолог, «главное, шоб статистика хорошая была».

Руки подтрушиваются. Сердце стучит. «Прорвёмся» – так говорила бабушка. Не успела дойти до пропускника, вижу – скорая едет. «Твою мать» – звучит подбадривающе у меня в голове. Женщина лет сорока в компании с мощными санитарами. Бегу в кабинет, со мной дежурит моя любимая Марина Степановна, с синими тенями, шикарным бюстом и формами, начесом на голове, она всегда излучает оптимизм и надежность. В обиду никогда не даст, скорые часто подсовывают проблемных пациентов, нельзя их осуждать, это их заработок, но на неё ты можешь всегда положиться, поможет отстоять горой и отбиться от любой неприятности. А их, конечно же, много.

Заходит вся бригада и пациентка. От неё очень тошнотворный, не приятный запах. Глаза напуганы, к чему-то прислушивается, постоянно плачет, прячется, закрывает руками лицо. Крайне худая, изнеможенная. Вещи висят. Губы пересохшие.

– Здравствуйте, что у нас случилось? – начала бодро я.

Пациентка закрывает уши и начинает что-то бормотать, по типу молитвы. На вопросы не отвечает. Контакту не доступна ввиду тяжести психического состояния. «Ясно, психоз, голоса в голове, моя девочка».

– Мария Фёдоровна, это наша старая пациентка, неоднократно лечилась у нас, есть инвалидность второй группы, проживает с матерью в возрасте восьмидесяти лет, терапию не принимала уже давно. Около месяца назад мать умерла, на улице холодно, соседи не сразу заметили, когда запах появился – вызвали полицию, думали, в квартире никого нет. На звонки никто не отвечал, на стук – так же, взломали дверь, зашли, а там мёртвая мать и она сверху на ней лежит, пыталась мёртвую мать кормить и укладывать в постель, носила умывать, в общем, когда попробовали её забрать, пациентка крайне сопротивлялась, постоянно повторяет: «Мама, мамочка». По-видимому, не ела давно.

– Кошмар, давление?

– 70 на 40.

– М-да. Ну что, по району в какое идёт?

– В семнадцатое, – с состраданием говорит Марина Степановна.

– Вызывайте отделение, – командую я. – Давайте осмотрим её и покупать нужно.

– Будет сделано, – откликается Степановна.

Заполняю быстро историю. Выраженная кахексия. В лист назначения вписываю много глюкозы, витаминов, препаратов, поддерживающих работу сердца и нейролептики с осторожностью, боюсь давление снять, и так слаба. С диагнозом: «Шизофрения, параноидная форма, непрерывный тип течения. Обострение» отправляю в отделение. Прощаюсь со скорой, раздаётся ужасный звонок местного дискового телефона, который ещё витиеватым шнуром привязан к стенке. Его не перепутаешь ни с чем, всегда, когда он звонит – это неприятность какая- то. Я думаю, что, спустя долгое время, этот старый телефон сороковых годов будет часто мучать меня в кошмарах.