Невыносимые противоречия
Шрифт:
– Двадцатилетняя выдержка, хороший выбор.
– Спасибо.
– Премного благодарен, - вторил ему Генри со смехом.
В дверях кухни он притормозил:
– Нужно прихватить сладостей.
Полная женщина подняла поднос с фруктами и пирожными, будто ждала этого момента. Поднос показался Францу неудобно большим.
– Отнесите в мою комнату, пожалуйста, - попросил он.
–
– хихикнул Генри в коридоре.
В его смехе Францу почудилось что-то от смеха детей, издевавшихся над собакой. Неприятная ассоциация заставила ускорить шаг. Пролетев коридор, он распахнул дверь в комнату.
Не осматриваясь, будто с детства привык к роскошным апартаментам, Генри плюхнулся на кровать. Уселся по-турецки поверх покрывала и разложил на айпаде Франца сигареты и траву.
Несмотря на количество выпитого пальцы Генри двигались умело и ловко. Длинные, гибкие, они высыпали табак, перемешивали его с травой и собирали в кучки. Любуясь пальцами Генри, Франц приложился к бутылке, открыл дверь после стука и забрал у кухарки поднос со сладостями.
Не поднимая взгляда, Генри жестом потребовал бутылку.
Отчего-то теперь им совсем не хотелось разговаривать. С рассеянной улыбкой Генри глотнул виски и зажег сигарету.
Наверное, стоило открыть окно. Но двигаться было лень. После двух затяжек Франц упал спиной на кровать. Отбирая у него косяк, Генри пристроился рядом. Шумно втягивал в себя воздух и щурился, затягиваясь. Он выпускал дым так медленно, что над кроватью повисло белое облако. Франц же, наоборот, выдыхал со всей силой лёгких и гнал дым к потолку.
Пепел упал Генри на грудь, и он выругался. Франц рассмеялся и уткнулся губами в ухо Генри. Почувствовал, как Генри улыбается, вздыхает, снова затягивается и откидывает назад голову. Франц поцеловал его в шею, а Генри дёрнул его за волосы, заставил посмотреть в глаза и выпустил дым ему в губы.
Когда Франц запустил руку ему под рубашку, Генри резко сел, нашёл пепельницу и затушил сигарету. Целуясь, он дергал ногами, сбрасывая кеды. Франц расстегнул брюки Генри - кожа под пальцами была горячей и влажной. На миг перед мысленным взором Франца возникли детские руки перебирающие внутренности собаки. Франц резко выдохнул.
– Что?
– спросил Генри.
– Я хочу, мне нужно... выеби меня.
Генри выглядел удивленным и взволнованным. Может, он не планировал заходить так далеко? Но как и в случае с сигаретами, несмотря на выпивку, траву и растерянность, действовал он ловко и умело. Франц не запомлил, как они разделились, помнил лишь родинку у Генри на шее, выступающие косточки позвоночника, когда он вертелся на кровати, рыжеватые волосы у него в паху. Генри что-то лепетал, кусал губы и смеялся сам над собой.
Франц хотел бы любоваться им бесконечно, но его подгоняли ассоциации. Живот подводило от нервного ожидания. Он никогда не представлял себя в роли принимающего. Теперь это казалось необходимостью. Что-то безжалостное и унизительное было в этой необходимости. Он как будто хотел и не хотел одновременно. Сам не знал, чего хочет. Словно речь шла вовсе не об удовольствии, а о сложной компенсации, механизм, которой он не понимал.
–
Не торопись, - прошептал Генри, и Франц понял, что тянет его за запястья. Неужели он торопится, потому что боится передумать?Они оба нервно посмеивались, толкались лбами и коленями. При включённом свете двигались как в темноте.
Это было не так больно, как представлял Франц, и все равно он жмурился и скрипел зумбами, а Генри кусал губы. Сначала свои, потом Франца. Он подумал, что они похожи на каракатицу или муху, застрявшую в паутине, или взгромоздившихся одна на другую лягушек. Подумал о мертвой собаке и дернул Генри на себя. Он издавал так много звуков: свистящий вдох, шипение, приглушенный всхлип, смазанный, похожий на рык. Ещё немного и Франц потонет в звуках Генри и своих ощущениях.
Оргазм тоже был не таким, как Франц ожидал. Пришёл неожиданно и опустошил. Усиленный травой, волнением и новой ролью. Францу потребовалось время, чтобы вынырнуть из своих переживаний и вернуться к Генри.
– Скажи что-нибудь, - попросил он, глядя на вздымающийся и опадающий живот Генри.
Генри приподнялся на локте - тень упала на лицо Франца - и нахмурился, стараясь сосредоточиться.
– Ты красивый, - выдал он, и они засмеялись одновременно.
– Нет, не это, - отсмеявшись, Франц начертил в воздухе круг, будто желал оставить вне его банальности рожденные гормонами.
– Просто говори. Не важно что...
Он закрыл глаза.
– Что ты там говорил про папарацци?
– Я не помню. На веранде? До того как мы поцеловались или после?
– Ты меня поцеловал, - под закрытыми веками Франца танцевали разноцветные круги.
– Ага. Я тебя пожалел. Ты выглядел так, будто заблудился...
– У тебя голос зеленного цвета.
– Что?
– Слышал о синестезии? Некоторые люди видят звуки в цвете.
– Может быть.
– Нет, Генри, это доказанный факт. Механизмы этого эффекта не до конца изучены. Но скорей всего, все дело в том, что за зрительное и звуковое восприятие у человека отвечают смежные области мозга.
– Хорошо, - согласился желтым Генри.
– Эксперименты показали, что синестезию можно вызвать, если притормозить мозг, например, галлюциногенными препаратами, кокаином.
– Травой?
– Или оргазмом, - Франц засмеялся.
– О, - вздохнул оранжевым Генри.
– Мой приятель в Оксфорде... его отец работает в клинике. Так вот мой приятель задумал серию экспериментов. Дрочить в аппарате МРТ и наблюдать как меняется мозг в момент оргазма.
– И что?
Франц открыл глаза. Теперь, когда он видел цвет голоса Генри его розовые волосы удивляли ещё больше - они выбивались из цветовой гаммы и нарушали гармонию.