Невыносимые противоречия

Когда Франц оделся, отец похлопал его по плечу:

– Единственное о чем я жалею в жизни это, что Мария не дожила до сегодняшнего дня, чтобы увидеть, каким ты вырос. Мать гордилась бы тобой.

– И тобой.

Он почти не помнил мать. Её убили, когда ему было девять. Отец тогда был сенатором. После убийства жены, отправил сына заграницу.

Генерал Лонарди встретил их в коридоре. Потомственный военный, под сорок. Когда Франц был маленьким, Лонарди часто бывал в доме Варгасов. Высокий, всегда подтянутый, уже тогда - полностью седой.

Франц пожал Лонарди руку.

– Как учеба? Как Лондон? Планируешь вернуться на родину после окончания?

– До этого еще далеко.

В реальности голос у Лонарди оказался мягче, чем в воспоминания Франца.

Они обменивались банальностями, усаживаясь за стол. Большой зал для конференций был пуст. Около сотни стульев жались к длинному столу. По белой простыни проектора ползали тени фруктовых деревьев за окном.

– Сколько минут будет длиться твоя поздравительная речь?
– спросил Эдуардо сына.

– Две, - Франц не испытывал иллюзий насчет своих ораторских способностей и официальных праздников. Хочешь, чтобы тебя услышали и запомнили, говори коротко и мало.

Подозревая, что отец пожелает проверить его, он выложил на стол распечатку заготовленной речи. Три абзаца, у каждого одинаковое начало и концовка. Рефрены действовали на толпу лучше всего.

– Неплохо, - оценил Эдуардо Варгас и показал распечатку Лонарди.

Впрочем, показал слишком быстро, исключая возможность чтения.

– Замечательно, - сказал Лонарди.
– У тебя талант, Франц.

Франц сидел как в театре, облокотившись на спинку стула и закинув ногу на ногу, ждал, чем его удивят.

– Хочу, чтобы ты кое-что добавил к своей речи. После официального поздравления, подождешь пока утихнут аплодисменты и расскажешь о благотворительном фонде, - Эдуардо поправил браслет часов.

Франц смотрел на новый лист бумаги перед собой, пока Лонарди озвучивал написанное:

– Цель фонда имени Франца Варгаса помочь самым бедным слоям населения. В планах строительство бесплатных больниц, поликлиник, приютов для стариков и бездомных, временного жилья для рабочих, интернатов для детей-сирот. Мы общественная организация, существующая на добровольные пожертвования. Все сотрудники фонда волонтеры. Каждый может обратиться в фонд Франца Варгаса, чтобы получить помощь или оказать её.

– Мне нужна твоя поддержка, сын, - сказал в завершение Эдуардо и стиснул локоть Франца.

– Конечно, - он кивнул, вместе они направились к двери.

– После своей речи пригласишь на трибуну Лонарди и поручишь ему руководство фондом в твое отсутсвие.

Выходит не меньше триста пятидесяти дней в году, посчитал Франц. Он не помнил, когда последний раз гостил на родине больше пяти дней.

– Что у тебя запланировано на завтра?

– спросил Франца Лонарди, когда они вышли в коридор.

Светлые стены, потолок и пол.

– Пока ничего.

– Хорошо. Завтра в два часа дня мой шофер отвезет тебя в офис фонда. Пообщаешься с волонтерами и посетителями, - Эдуардо отпустил локоть сына.
– Пригласи на это время журналистов, Лонарди.

– Конечно.

– Не волнуйся, Франц. Это займет всего лишь час твоего времени. Просители будут заранее проверенными людьми, Лонарди перешлет тебе инструкции, что говорить. Если что-то пойдет не так, мы вырежем, перед тем как пускать в эфир, - сказал Эдуардо.
– А теперь прости меня. Перед приемом мне нужно сделать пару звонков.

Он оставил Франца на пороге большого зала. Потолок-купол, тихая музыка, нарядные гости. Мужчины в черном. Женщины в светлых как шляпки поганок платьях. Неожиданная ассоциация напомнила Францу о убийстве собаки. От людей Франц перевел взгляд на картины. Коллекцию собирала его мать. Когда она была жива, на стене в семейной столовой висела кроваво-красная бесформенная куча.

Франц усмехнулся, кроваво-красная куча непонятно чего, возможно, если в детстве каждый день смотришь на такое дерьмо, естественно, что тебя потом клинит на ролике с расчленением собаки?

"Мерзость" , - услышал он в голове голос Сабрины. Вместе они посещали уроки латыни. Сабрина изучала историю искусств, Франц - социологию. Мерзость, сказала бы Сабрина о ролике. По семейной коллекции постмодернистской живописи она бы тоже прошлась. Сказала бы что-то в стиле: как забавно, люди забыли о смысле явления постмодернизма. Постмодернизм родился из бунта против традиции украшать дома предметами искусства, но прошло время, и люди втиснули его в старые и удобные шаблоны.

– Хочешь выпить?
– спросил Франца Лонарди.

В отличие от отца, он не собирался оставлять Франца наедине с толпой незнакомцев. Они держали в руках бокалы, переговаривались, перешучивались и расступались перед Францем. Пожирали его глазами и улыбались Лонарди. Он отвечал им тем же. В арсенале Лонарди было больше дюжины разных улыбок. Он растягивал губы в тонкую линию, приподнимал правый уголок, потом левый, иногда показывал зубы. Последнее, видимо, было знаком особого расположения, потому что именно с такой широкой и открытой улыбкой Лонарди повернулся к Францу, когда они добрались до бара. На вкус Франца, улыбка Лонарди была искусственной. Впрочем, как и все здесь. Слишком яркий свет, слишком блестящая стойка. Разноцветные бутылки в стеклянном шкафу.

– Советую попробовать местный ром, - подмигнул Лонарди.

– Виски, - в пику ему заказал Франц.

Света в зале было столько, что вместо тени стакан отбрасывал на стойку солнечные зайчики. Люди вокруг тоже лишились теней.

Пока Франц тянул виски, Лонарди трепался о новом банановом роме. Запатентованный два года назад уникальный продукт совершенно не пригоден для экспорта, потому что иностранцы не догоняют его тонкий вкус. Нужно родиться вблизи тропического леса, чтобы почувствовать...