Невыносимые противоречия

К нему присоединились еще трое. У одного расстенутая на груди рубашка, при каждом движении полы отлетали за спину обнажая безволосую грудь и худые бока с просвечивающимися через кожу рёбрами. Другой был босым. Больше всех усердствовал парень со сломанным носом в ковбойских сапогах. Когда он занес каблук над головой Тито, Генри и Пепе схватила его за плечи и оттащили назад. Два шага, и он выровнял равновесие, впечатал локоть Генри в губы, Пепе в солнечное сплетение.

Не отпускать, иначе он затопчет тебя ногами. Размозжит голову каблуком, как собирался сделать это с Тито. Не глядя на Пепе, Генри знал, что тот чувствует то же самое. Осознание опасности напоминало рефлекс, инстинкт выживания и самосохранения заставил их повиснуть на Ковбойских Сапогах.

Втроем они завалились на землю, перепутались руками и ногами, в рот и нос Генри набилась пыль и грязь. Перед глазами поплыли красные круги.

Он пропусти момент, когда Тито и другие начали разнимать их. Новичок в расстегнутой рубахе оседлал Ковбойские Сапоги, Босой схватил за руки Генри.

– Хватит, - Тито вжал мордой в пол Пепе.

Шоколадный Батончик запищал как девчонка:

– Тупые козлы!

Пыль мешала дышать, лезла в глаза.

– Отпусти, - прохрипел Генри.

Миг Босой удерживал ладонь на его груди, потом помог ему сесть, похлопал по спине.

"Ковбойские сапоги" тоже сел и оскалился. Во рту у него не доставало двух верхних зубов.

– Идиот!

– Говноед.

– Членосос.

– Сукин сын.

Вялая перебранка, такие же вялые попытки дотянуться друг до друга. Генри встретился взглядом с Пепе, и у обоих заурчало в животе.

– Как давно вы здесь?
– Ковбойские Сапоги кивнул Тито.- Ливи видели?

– Когда они могли его видеть? Он вчера целый день в суде торчал, - фыркнул новичок с дредами.

– Откуда ты знаешь?

– Шарился в торговом центре по карманам, увидел по телевизору в кафе.

– Суд это типа над шлюхой, что Лонарди пристрелила?
– "Расстегнутая Рубашка" повернулся к Тито.
– Я тебя знаю. Два года назад мы сцепились на празднике в районе Цветов. Помнишь?

– Неа. Слишком пьян был.

– Правда, что ты со шлюхой Лонарди отель в центре заминировал?

Тито сплюнул на землю. От этого Генри только больше захотелось пить.

– Был.

– Ливи сказал, что она застрелила Лонарди из ревности, - сказал Дреды.
– Как только его с другой бабой увидела, так у неё крышу и сорвало.

– Правда, что Ливи ранен?
– всполошился новенький с веревочными браслетами на запястьях.

– На инвалидном кресле в суд прикатил.

– Он еще сказал, будто Лонарди весь переворот сам замутил.

– Гонишь. Нандо ему помогал.

– Думай, что несёшь, Нандо всю жизнь сидел в джунглях и слушался приказов Лонарди, - рявкнул Ковбойские Сапоги.

– Лонарди великий человек...

– Ради переворота он отказался от всего...

– От карьеры военного, от генеральского чина, от управления президентским фондом...

– Я слышал, Лонарди и неудачный переворот год назад оплачивал...

– На какие шиши?

– Это сейчас он деньги из фонда президента увел.

– Правда, что нам за работу из них заплатят?

– Они все уже вышли, на покупку сторонников Хименос, верно, Тито?

Тито важно выпятил нижнюю челюсть и промямлил:

– Там еще больше половины осталось.

– Значит нам заплатят. Хорошо.

– Что тебе сказали нужно сделать?
– спросил "Веревочные Браслеты" у Генри.

Он пожал плечами, за него ответил Расстегнутая Рубашка:

– Устроить погром на избирательных участках.

– Зачем?

– Чтобы Хименос выиграли выборы, остолоп!

День вытек через дыру в небе. Генри всматривался в "глазки" и слушал пустырь. Расстегнутая Рубашка вспомнил прошлое: однажды Ливи и Очоа посадили его следить за домом, в котором держали семью европейцев. Выкуп за них заплатили то ли два, то ли три миллиона. Наверняка, в фонде Лонарди осталось не меньше. У Ливи полно денег, нам хорошо заплатят.

Слева от гаража Генри увидел огонек сигареты. Миг назад Генри чувствовал себя цельным, но сейчас разваливался на части.

– Чушь! Про избирательные участки слухи поползли, после того как о них рассказала шлюха на суде.

Драка подарила Генри ощущение принадлежности к группе, теперь он снова был бесконечно одинок.

– Может, шлюха придумала, что Лонарди хотел взорвать избирательные участки, чтобы обвинить его и обелить себя?

Генри следил за огоньком сигареты. Он отдал бы все, чтобы оказаться за стенами гаража. На свободе.

Ночью он долго не мог заснуть. Шоколадный батончик постоянно шмыгал носом. Тито дважды вставал и копал Сопливого в бок, но это не помогало. Хлюп-хлюп отмеряли время в гараже, как часы.

Во сне Генри был ребенком. Шеннон красилась и причесывалась перед зеркалом. Среди духов и тюбиков помады стоял стакан воды. Почему-то Генри не мог сам до него дотянуться. Вместо этого он просил мать. Умолял, кричал и плакал. Но она даже не повернулась в его сторону.

Он проснулся, потому что кто-то надсадно кашлял.

– Блядь!
– запищал Сопливый.

– Твою мать, Ти!
– выругался Дреды.

Ворчали из всех углов. Ти, мальчишка с собранными в хвост волосами, не кашлял - его рвало желчью. Он стоял на четвереньках и раскачивался из стороны в сторону. Чтобы меньше чувствовать кислый запах Генри открыл рот и не смог вздохнуть - язык прилип к небу от жажды. Он тоже зашелся кашлем. Закашляли остальные. Ти завалился рядом с лужей собственной блевотины и заскулил.