Нейтрал: падение

– Три и семь, тридцать семь, - тихо начал перебирать он словами.- Тридцать семь лет прошло со смерти Аурель.

– Да? Ну вот, смотри, если ты столько лет уже хранишь ей верность, чего это моя грудь и мое развязное поведение в один прекрасный день должно нарушить твой обет перед ней, а?- подколола его Мартина, наливая себе выпить и быстро осушив бокал.

Затем она снова расшалилась, кинув стакан о пол, да с такой силой, что он разбился. Еще и стала притоптывать стекла сверху в танце, смеясь и заряжая Аделарда такой бешеной энергетикой, которой он доселе не чувствовал. Он же смотрел на нее как зачарованный. Еще с первого дня знакомства какой-то отблеск, иногда пробегающий в ее глазах, явственно напоминал ему его былую возлюбленную. Он долго боролся с этим, как с происками дьявола в своей голове. Твердил себе, что просто придумал очередную иллюзию ради воскрешения хоть искусственной, но все же, Аурель. Мартина очень напоминала ему ее. А тут еще эта дата. Он мог бы с уверенностью утверждать, что перед ним сейчас стоит его Аурель, если бы он не видел Мартину. И, вглядываясь в эти глаза, он пытался понять: это она или нет? Различные, самые странные и сумасшедшие вещи всплывали у него в голове. Ведь как дух Аурель мог покинуть его и их любовь? Может сразу с костра ее душа полетела и вселилась в Мартину, чтобы та потом нашла его, и они снова могли быть вместе?

Гонимый всем этим, он снова как завороженный направился к Мартине, и хотел было снова прижать ее к себе под влиянием всех этих мыслей и ее чар, но тут вдруг в комнату зашел его племянник, Кристоф.

– Ты что, идиот? Врываешься без стука? Да кто тебя учил дисциплине, воспитанию?- яростно прорычал он на него, тотчас пожалев об этом потому, что этими своими колкими словами мог запросто ранить племянника, напомнив ему о смерти родителей.

Кристоф застыл на пороге. Мартина же быстро разрядила обстановку:

– Дядя Аделард сегодня злой. Но это пройдет,- подмигнула она его племяннику.- Эх, жаль, что ты не пьешь, Кристоф. Ну да ладно, выпью за тебя,- сказала она, наливая себе еще бокал вина.- Ваше здоровье, господин Аделард, - съехидничала она, прямо кокетничая с ним и глядя в самую глубину его глаз, подняла она бокал и опять осушила его до дна.

Он даже не смотрел на Кристофа. Не отрываясь, провожал он взглядом все движения и жесты Мартины.

– Ладно, я пойду,- и, махнув полой рясы, он покинул комнату Мартины, промчавшись мимо Николь в соседней комнате как вихрь.

Николь же все это время была в комнате рядом и примерно слышала ситуацию, которая была в комнате до появления там Кристофа. Она не понимала, почему это Мартина, несмотря на этот мерзкий шрам на лице, нравится всем, даже самому главному Инквизитору города. А вот она, Николь, пусть и не самая красивая и худая, но покладистая девушка, не нравится никому, кроме того мерзкого алкаша, друга Жака, который продает рыбу на рынке, и от которого вечно воняет.

"Тьфу ты", - плюнула она и поспешила на улицу.

Сегодня она явно не хотела слышать никаких новых поручений, которые могли поступить ей от Аделарда, если он вернется.

"Да пошел он",- накидывая свой плащ, и вся в своей злобе вышла из дома.

" Почему все считают меня пустым местом? Простушкой? Которая любит всех и вся? И что-то всем должна? Они что думают, я ничего не слышу и не вижу? Посмотрим, я когда-то все расскажу. Пусть думают, что я не слышу. А потом они узнают, все узнают, кто я такая. Вот мерзкое отродье!",- кляла она все, идя по улочкам их квартала.

Когда же Аделард покинул жилище Николь, и Мартина осталась с Кристофом, с которым очень сроднилась за последнее время, он обратился к ней:

– О чем ты страдаешь, Мартина? Каждый день, приходя к тебе, и видя тебя здесь, в твоей комнатке, в одиночестве, далекую от той толпы, перед которой ты постоянно устраиваешь эти свои клоунады, пытаясь выдать себя за более счастливого и успешного человека, чем ты есть, ты настоящая. И что я вижу перед собой? Ты несчастна. На тебе лежит какая-то ужасная вина, вина, которую ты как пятидесяти килограммовый мешок носишь ежедневно за своей спиной и не можешь снять даже дома. И вот и сейчас ты сидишь на своей кровати напротив меня, опять пьешь, опять в комнате беспорядок, и...

Тут взгляд Кристофа натолкнулся на полный презрения взгляд Мартины, и он тут же поправился:

– Да я же не обвиняю тебя. Я понимаю, что в такой обстановке тебе приятнее и что даже если ты будешь убирать тут каждый день через мгновение все станет на свои места. Ведьмы и порядок - это вещи не совместимые, как говорит дядя,- он издал смешок.- По каким-то мистическим причинам всегда в их жилищах проходится ураган, как бы они ни пытались это поменять, изменить ничего они не в силах. Я отвлекся. Так скажи мне: почему ты так грустна? Что ты прячешь за своей маской? Любовь? Смерть? Что? Ты любишь кого-то?

– Да о чем ты, конечно же, нет. Кого мне любить.

Мартина соврала. Не будет же она открывать сердце Кристофу, пусть он и не посторонний первый попавшийся человек, а один из ее верных друзей, с кем она может делить и горести и заботы. Но слишком уж была окутана конспирацией и мистицизмом вся их любовь с Жаком. А может быть, ей просто было стыдно признаться такому как Кристоф, что между ними с Жаком есть связь. Она знала, как тот относится к нему. Для него Жак был просто никто, ничтожество, алкаш, которого он никогда не уважал.

С Жаком он пересекался лишь в их баре. И всегда косо смотрел на то, как тот в одиночестве или с компанией пил за соседним столиком или столиком в углу и бросал жадные взгляды на Мартину, перебирая в голове, как бы пересилить себя и подойти к ней и просто объявить всем этим людям, что он забирает ее отсюда. Навсегда. Хватит этого фарса. Ведь Жак знал, что она уже устала от всего этого. Но Кристофу она это не скажет. Никогда. Да и зачем? Как он сможет это понять?

Так сидела Мартина напротив Кристофа, который ходил туда-сюда по комнате. Жаль, что у него не было пристрастия к алкоголю. Очень жаль, что пил он только на виду в питейных заведениях. Так сказать, для дела. А так бы беседа пошла у них гораздо живей. Но он не торопил ее. Лишь ходил и изредка кидал на нее взгляды, зажимая рот руками, теребя пальцами волосы, останавливался и смотрел. Но не торопил, нет. Только лишь пытался наблюдать за ее реакцией. Будто хотел внедриться в ее черепную коробку и прочитать информацию там, словить за перья какую-нибудь зазевавшуюся мысль, которая ненароком вылетит оттуда.

– Все дело в моем ребенке,- произнесла Мартина так тихо, что ей показалось, Кристоф ее и не расслышал.

Он, наоборот, услышал. И от удивления даже присел на пол, так что получилось, что его глаза поравнялись с глазами Мартины. Странным был тот факт, что в них не было слез. Даже сам Кристоф под гнетом эмоций уже давно начал бы плакать. Его всегда поражала стойкость этой женщины. Отгадка же была проста. Она считала выражением слабости выражать свои эмоции перед другими, боялась, что ее осудят, и всячески контролировала себя всегда. И потому плакала лишь, когда никто этого уже не смог заметить. И лишь перед теми, кому она искренне доверяла, допустим, с Жаком, или Николь, могла она позволить себе такую роскошь. Причем, не только плач, но и падение в теплые крепкие объятия, могла она и лишиться чувств, и показаться более слабой, и даже сдаться, потому, что им она доверяла безрассудно. До беспамятства.

– Да, ты не знаешь, никто здесь не знает. Я расскажу тебе историю, которую не рассказывала еще никому. Поклянись хранить ее в секрете. Если кто мне скажет хоть слово из этого, знай, я пойму, что это ты рассказал, потому что никто кроме тебя не сможет больше.

– Конечно же, Мартина, как ты вообще могла подумать, что я могу тебя предать, или рассказать то, что ты решила поведать лишь мне. Я буду надежным сундуком для твоих тайн. Да и тебе легче будет носить свой сундук. Ведь тайны, распределенные по сундукам двух сердец, уже вдвое меньше весят,- улыбнулся ей Кристоф.