Нейтрал: падение

"Если кто ляжет с мужчиною, как с женщиною - то оба они сделали мерзость, да будут преданы смерти, кровь их - на них. Они заменили истину Божию на ложь, и поклонялись и служили твари вместо творца, который благословен вовеки, аминь. ... Они, как бессловесные животные, водимые природою, рожденные на уловление и истребление, злословя то, чего не понимают, в растлении своем истребятся. ... Глаза их исполнены любострастия и непрестанного греза, они прельщают неутвержденные души, сердце их приучено к любостяжанию: это сыны проклятия".

– Так если ты все это знаешь, то чего же ты продолжаешь так жить?

– Я не могу по-другому. Это зов моей природы, Мартина.

– Так не ненавидь себя за это. Я думаю, тебе следует сказать Аделарду. Ты знаешь, по-своему он очень любит и оберегает тебя. Он поймет и тебе станет легче. В первую очередь, ты должен принять сам себя.

– Тебе легко говорить, Мартина. Ты ведь сама не живешь на моем месте. Но в одном ты права: мне тяжело не только по той причине, что я сам не могу смириться с собой, более всего я не могу спокойно нести это, потому что мой дядя не в курсе. Он огромный авторитет для меня. И его слова, отрицания, порицания или приятия значили бы все для меня. Ладно, скоро уже будет рассвет, а мне еще надо успеть скрыться незамеченным и добежать до своего дома.

Мартина сидела, не шелохнувшись.

– Целую тебя, - шепнул ей Кристоф, накидывая на себя мантию, и выскользнул в темную глухую ночь.

Сейчас, стоя над рекой под холодным жестоким ветром, Мартина вспомнила всю эту ночь в еще более ярких красках, чем когда все это действительно происходило. Слова Кристофа о Жаке так и крутились в ее голове. Она хотела убедить себя в том, что ей действительно не стоит чувствовать себя виновной в том, что он не может найти себе места в жизни, что она не виновата в его ранимости и нерешительности. И только он сам хозяин своей жизни и может себе помочь, как сказал ей Кристоф.

Глава 14

Разоблачение

– И у меня была когда-то неземная любовь. Женщина, с которой, по воле судьбы, мы не могли быть вместе. Ничего подобного я больше никогда не чувствовал. Ты мне ее очень напоминаешь. Повадками, жаждой жизни, тихой печалью, мужественностью в женском теле, глубиной чувств, взгляда, необычайной взрослостью и спокойствием, дивной красотой, - Аделард выдохнул.- Как хотел бы я все вернуть! Но человеку часто приходится смиряться, что что-то прошло и останется лишь в воспоминаниях. И он должен быть чрезвычайно благодарен и тому, что вообще эти воспоминания есть. Что такое вообще с ним происходило, что он был, такой момент.

Аделард провел своим взглядом по всей Мартине, пытаясь запомнить ее такой, какой она была сейчас, запечатлеть это в памяти, чтобы никто и никогда уже не смог этого у него отнять. В то же время, он не просто пытался ее запомнить, он, словно сверял ее образ с чем-то, поворачивая голову то в одну, то в другую сторону. Затем, задумчиво продолжил:

– Ты очень напоминаешь мне ее. Я вижу, что ты можешь полагать, что я рассчитываю на какие-то отношения, но это не так. Я довольствуюсь тем, что, смотря на тебя, легким дуновением ветра несусь во время, когда был вместе с ней.

– А почему же вы не вместе? Чего вы не хотите узнать, где она?

Аделард лишь сглотнул.

– Я ее уже никогда не смогу встретить вот просто так, идя по улице, сколько бы меня не преследовали ее образы в воображении. Я покоряюсь судьбе. Если бы нам дано было встретиться еще раз, я стал бы самым счастливым мужчиной на земле, - и Аделард сглотнул и отвернулся.

Он не хотел, чтобы Мартина видела его взгляд сейчас. Он и сам предпочел бы никогда не чувствовать этой невыносимой горечи потери. Он практически держал в руках свое счастье, и тут оно ускользнуло от него навсегда. Порой у него начиналась паранойя, и ему начинало мерещиться, что Мартина - это и есть его Аурель, но как человек чрезвычайно рассудительный и разумный, он, сразу же, отвергал эти мысли, просто объясняя их игрой своего воображения.

"Это невозможно",- был один его ответ себе, и он быстро пытался переключиться на какую-то другую тему, чтобы более не будоражить свое сознание.

Так и стояли они молча. Наверное, это поистине смотрится достаточно комично. Ведьма, облаченная в черный облегающий корсет и Инквизитор, в пурпурно - сиреневой мантии. Но это и есть вся правда и жесть жизни. Они были олицетворением двух условно проведенных сторон: "добра" и "зла".

И ведь не поймешь, в какой из сторон чего больше. Ведь как добро насыщено и полно предпосылками к наращиванию зла, жестокости, бездушности, слепоты ради борьбы за "правое дело", когда не видят уже жертв самого этого правого дела, за которых оно же в принципе и борется, которое того и гляди хлынет айсбергом из их душ. Так и зло, которое часто бывает, в отличие от того самого добра полное душевностью, состраданием, страстью. Может быть, здесь весь секрет в том, что злу всегда еще есть, куда расти. Куда уже падать? Хочется всегда ведь стать лучше. Есть мотив. Есть куда стремиться. Каждый грешник втайне молится об отпуске ему всех его прегрешений, исцелении его души, жаждет начать жить снова, выплатить все долги и стать лучше, чище. И в итоге, возможно, из именно беса получится когда-то толковое добро.

Но если добро уже таким пришло или даже таким стало - это же стоит колоссальных усилий даже удержаться в стабильности, не покатиться вниз, да и для того, чтобы расти. А вы спросите, куда расти? Поверьте. Есть куда. Всем. И сторонникам лагеря добра, и лагеря зла. Вот только это уже сложней.

Во-первых, надо открыть глаза и признать, что и ты, возможно, пусть и следуешь всем канонам добра и всем негласным правилам и даже не осуждаешь других или осуждаешь, смотря на каком ты уровне развития, и делаешь это самое благое дело. Ведь не стать слепцом, уверенным в собственной безнаказанности, безграничной правоте, абсолютной не греховности, сложно. Порой бывает уже даже невозможно, а потом становится слишком поздно. Спасение лишь в одном: понимании, что рост всегда идет. Можно меняться лишь вверх. Скатившись даже до самого низа, опять ведь начинаешь карабкаться на вершину. В этом-то и вся благодать. Так что и заядлый грешник, и деградированный святой, всё равно будут ползти вверх. И, о Боже, дай им сил и веры. И, главное, отсутствия слепоты.

– Всегда страдаю от своей привычки контролировать все самому,- вдруг нарушил тишину Аделард.

По его взгляду было понятно, что сейчас он говорит не о менее наболевшем, чем его отношения с Аурель когда-то.

– Уж очень тяжело мне доверять другому. У всех на голове будто написано, что они дураки. И я не могу делегировать им полномочия. Потому так тяжело может быть приблизиться к несомненно прекрасному подходу - методу ящерицы, где все звенья одной цепи друг с другом никак не пересекаются. Исполнители низшего звена, исполнители среднего звена и так до главного. До заказчика, - мозга всей операции, головы ящерицы. Каждое звено не знает другое. Не знакомо с ними. И получается, что все звенья как хвост ящерицы. Да, вроде было близко к ящерице, но если отпало, ничего не знает о голове, и благодаря этому хвосту, даже если ящерица и была схвачена и даже болталась в твоих руках, теперь, держа в них один лишь этот гадкий хвост, тебе к голове все равно не подобраться. Исключено. Вот бы мне так. Но тогда я боюсь упустить что-то. Я должен сам, чтобы не было предателей, знать звенья, все до одного. Всей цепи. Выбирать их. Еще большая проблема: то, что они еще и сотрудничают один с одним. Может быть, это еще более роковая моя ошибка. Так, если все же хоть один предатель найдется, утонут все. Он сдаст всех.

Аделард замолчал. В этот момент Мартина вдруг вышла из оцепенения. Она привыкла, что Аделард обычно делится с ней самым сокровенным, и может, просит совета или хотя бы возможности выслушать его в тех вопросах, о которых он никогда бы не то, что не осмелился сказать другим, а и не стал бы говорить. Но Мартина с годами стала жестче и она немного не понимала его опасений. Она привыкла перекладывать ответственность за стратегические планы на него, никогда сама не задумывалась о таких вопросах, и поэтому его слова даже показались ей несколько нелепыми.

– Не бойся, Аделард, - она встала, подошла к нему и положила руку ему на плечо.- Ты же сам говорил, что то, чего ты боишься - бегущая строка на твоей голове, притягивающая именно это событие в твою жизнь. Так чего же ты программируешь себя на предателя? И не только себя, а всех нас,- спросила его Мартина, садясь к нему на колени и начиная гладить его уже поседевшие волосы.

– Не знаю, я что-то чувствую. Что-то накаляется вокруг, а я не могу понять, от чего это исходит.

Аделард с такой силой сжал ногу Мартины, что она даже скривилась от боли, но виду не подала.