Нежданное богатство

У Фирса были административныя способности и даже нкоторый военный талантъ, благодаря которому, со своей отрепанной, разношерстной шайкой, онъ уже побдоносно выдержалъ стычку съ небольшимъ отрядомъ. Онъ переходилъ съ мста на мсто, грабя все по пути и съ каждымъ днемъ увеличивая свое войско, главныя силы котораго, вмст съ большимъ обозомъ награбленнаго добра, расположены были теперь въ глухомъ лсу, въ нсколькихъ верстахъ отъ Кильдевки.

Фирсъ не заглядывалъ ни въ далекое, ни даже въ близкое будущее, какъ не заглядывалъ въ него и въ теченіе всей своей жизни. Онъ жилъ настоящимъ днемъ — «день мой — вкъ мой!» говорилъ онъ, какъ и вс ему подобные люди. Но у него было свое самолюбіе — ему теперь уже мало было этихъ грабежей по беззащитнымъ усадьбамъ, этой награбленной добычи; удачная стычка съ отрядомъ настоящаго войска его раззадорила, онъ замышлялъ идти на Симбирскъ, а потому подготовлялся, посылалъ въ Симбирскъ шпіоновъ, заготовлялъ запасы оружія, подучалъ свое вейско. Его посланные рыскали во вс стороны, поднимая окрестныхъ крестьянъ и приводя ихъ къ нему въ ставку десятками.

Такъ, нсколько дней тому назадъ, были приведены и нкоторые изъ кильдевскихъ мужиковъ, которые и разсказали Фирсу о жить-быть его стараго пріятеля.

Задумался Фирсъ, вспомнилась молодость и закадычный другъ, «старшій братецъ», какъ онъ тогда называлъ его. Можетъ быть, воспоминаніе этой искренней молодой дружбы было единственное; что сохранилось въ сердц Фирса отъ прежняго времени, отъ свжей и чистой когда-то юности — не все, вдь, умираетъ въ человческомъ сердц. Захотлось страшному «пугачу» повидать Степана Егоровича и быть ему полезнымъ въ такое тяжелое время; да и вс обстоятельства такъ сложились, что оба они другъ другу могли пригодиться. Въ лсу стоянка была неудобная, а укромная усадьба, съ селеніемъ подъ бокомъ, при рчк, среди рощъ и лсовъ, была куда лучше. Въ этой усадьб безъ большихъ хлопотъ и построекъ можно было сдлать и складъ награбленныхъ богатствъ, однимъ словомъ, устроить свою резиденцію, да еще и съ единственнымъ другомъ пожить посл такой долгой разлуки. Такая мысль пришла вдругъ въ голову Фирсу, а разъ ему приходила какая-нибудь мысль, онъ имлъ обычай тотчасъ-же и исполнять ее.

Отрядивъ нсколько десятковъ человкъ изъ своей шайки со старымъ приказнымъ, переименованнымъ въ «полковника», онъ приказалъ имъ идти въ Кильдевку, но ничего не грабить и отнюдь никого не трогать до его прибытія. Онъ не удержался, чтобы не устроить маленькой комедіи, чтобы не пошутить, не попугать пріятеля, конечно, не соображая, что такія шутки иногда очень плохо кончаются. Бдный Степанъ Егоровичъ чуть съ ума не сошелъ отъ пріятельской шутки; но когда нсколько успокоился, когда убдился, что пьяная шайка хотя относится къ Фирсу и не какъ къ государю Петру едоровичу, но все же находится у него въ полномъ повиновеніи — почувствовалъ себя почти совсмъ счастливымъ. Вдъ, ужъ такъ и считалъ, что всмъ смертный часъ пришелъ, а тутъ вдругъ вс живы остались и близкой опасности не предвидится, такъ какъ-же не радоваться, какъ-же не благодарить Бога. О дальнйшемъ-же, конечно, еще не было времени подумать.

Странное явилось тоже у Степана Егоровича отношеніе къ Фирсу; онъ хорошо сознавалъ, что это разбойникъ, убійца, погибшій и страшный человкъ, но въ то-же время онъ не могъ не видть въ немъ и прежняго друга Фирса, не могъ не быть ему благодарнымъ за сегодняшнее спасеніе его семейства. Вдь, не явись самъ Фирсъ, не сдлай должныхъ распоряженій — люди его шайки сами собой нагрянули бы не сегодня, такъ завтра, и всхъ бы перебили. Но къ этому чувству благодарности присоединилось все-таки и сознаніе, что съ разбойникомъ и самозванцемъ Фирской нужно держать себя иначе, чмъ съ другомъ Фирсомъ Ивановичемъ.

«Кто его знаетъ, каковъ онъ теперь, — вотъ про старое вспоминаетъ, а вдругъ что-нибудь не по нраву ему покажется, и вмсто благодтеля сдлается убійцей».

Тяжело, странно, неловко становилось Степану Егоровичу; но мысль о спасеніи своихъ близкихъ, кровныхъ, своего дорогого «улья», царила надъ всми другими мыслями и ощущеніями и заставляла его бережно относиться къ Фирсу, всячески стараться ничмъ не раздражать его.

Съ сердечнымъ замираніемъ указалъ онъ своему другу-разбойнику то мсто, гд скрывались Анна Ивановна, и дти. Перепуганныя и измученныя, он, по приказу отца, стали мало-по-малу выходить изъ своей засады. Анна Ивановна, чуть не помшавшаяся отъ страха и отчаянія, какъ увидала, что ихъ не хотятъ казнить, что Степанъ Егоровичъ не боится очевидно страшнаго атамана и обращается съ нимъ довольно свободно, даже не задумалась надъ тмъ, что все это значитъ. Она кинулась Фирсу въ ноги и стала умолять его сжалиться надъ ея дтьми и не давать ихъ въ обиду. Фирсъ собралъ всю любезность, на какую былъ еще способенъ, уврилъ ее, что ей нечего бояться; и въ свою очередь просилъ ее быть доброй хозяйкой, не гнать незваныхъ гостей. Она нсколько успокоилась, но въ то-же время ослабла и сидла, какъ-то безсмысленно смотря передъ собою и по временамъ вздрагивая.

Глядя на нее, Фирсъ прямо почелъ ее дурой и, конечно, не сообразилъ того, что это его пріятельская шутка ее дурой сдлала.

Фирсъ былъ въ отличномъ настроеніи духа. Онъ съ интересомъ разглядывалъ всхъ дтей Степана Егоровича.

— Вотъ ужъ и видно, что теб благодать Божья! — обратился онъ къ хозяину. — Сказывали мн твои мужики, что у тебя дтокъ двадцать два человка, да я было имъ не поврилъ. А дочки-то, вдь, уже невсты… да и какая у тебя эта красавица, братецъ… Какъ зовутъ-то? — прибавилъ онъ, указывая на Машеньку, бывшую посмле прочихъ и хотя съ большимъ страхомъ, но и не безъ интереса на него посматривавшую.

— Марьей зовутъ, — отвтилъ Степанъ Егоровичъ дрогнувшимъ голосомъ.

У него явилось новое опасеніе:

«А ну какъ пріятель захочетъ воспользоваться своею силой?! вдь, говорятъ про него, что онъ отовсюду двокъ къ себ въ ставку таскаетъ».

А пріятель въ это время подходилъ уже къ Машеньк, которая трусливо пятилась отъ него, пока не наткнулась на стну.

— Не пугайся меня, сударыня Марья Степановна, — проговорилъ Фирсъ, стараясь изобразить на своемъ красномъ, но все еще красивомъ лиц, ласковую улыбку:- прошу любить да жаловать.

Онъ вспомнилъ совсмъ почти позабытое имъ петербургское обращеніе и звонко поцловалъ у Машеньки руку. Она вскрикнула и бросилась бжать изъ комнаты.

Фирсъ смялся.

— Неужто я такой страшный, Степанъ Егоровичъ, что красныя двицы отъ меня бгаютъ? Ну, да вотъ постойте, познакомимся поближе, тогда авось Марья Степановна перестанетъ меня бояться.

Защемило сердце у Степана Егоровича. Въ это время вошелъ разбойничій «полковникъ» и съ видимымъ изумленіемъ и подозрительно оглядлъ всхъ и каждаго. Онъ не былъ посвященъ въ тайну Фирсовой шутки и не могъ понять, что все это значитъ, какимъ образомъ помщичьему семейству удалось избгнуть казни и почему свирпый Фирска въ такомъ благодушномъ и веселомъ настроеніи духа. Онъ нашелъ нужнымъ продолжать свою роль и, низко поклонившись атаману, хриплымъ и дребезжащимъ голосомъ, произнесъ:

— Какое приказаніе изволишь дать, государь?

— А это вотъ нужно потолковать съ хозяиномъ да съ хозяйкой, — отвтилъ Фирсъ:- и какъ они укажутъ, такъ намъ и размститься.

VII

Черезъ недлю невозможно было и узнать Кильдевскую усадьбу. Совсмъ новая дятельность закипла въ «уль» Степана Егоровича. Появился новый шмель — шумливый, грубый и страшный и заставилъ пріумолкнуть и попрятаться прежнихъ маленькихъ пчелокъ. Фирсъ остался вренъ внезапно пришедшей ему мысли. Кильдевка пришлась ему по нраву.

На просторномъ, заросшемъ густою травой двор Степана Егоровича появились плотники изъ шайки «пугача», навезли бревенъ и стали строить разные сараи и вышки. Работа кипла и, по мр того какъ поспвала та или другая постройка, изъ глухого лса, изъ прежней стоянки, появлялись обозъ за обозомъ. Приходили эти обозы по большей части ночью, а Степанъ Егоровичъ не зналъ, что именно привозится и складывается въ сараи; но хорошо все-таки зналъ, что это добро, награбленное шайкой Фирса.

Положеніе Степана Егоровича было таково, что онъ не могъ ршить, слдуетъ ли ему благодарить Бога за свое спасеніе, или ожидать, безъ всякой вины съ своей стороны, скорой кары.

«Не можетъ-же это безъ конца продолжаться, — думалъ онъ:- не вчно-же будутъ торжествовать разбойники. Вышлетъ государыня большое войско, переловятъ всхъ, начиная съ атамана, узнаютъ, конечно, гд его ставка… выслдятъ… придутъ сюда, въ усадьбу, и тогда что-же? Улики будутъ на лицо, кто повритъ, что онъ, Степанъ Егоровичъ, тутъ непричемъ. Онъ будетъ уличенъ по меньшей мр въ близкихъ отношеніяхъ къ самозванцу-разбойнику, въ укрывательств его и добра, имъ награбленнаго. Но что-же ему длать? Еслибы можно было убжать съ семействомъ куда-нибудь, конечно, онъ воспользовался бы первой минутой, но бжать ему некуда. Вонъ Фирсъ уже прямо въ первый-же день сказалъ ему: