Нежеланная невеста, или Зимняя сказка в академии магии

— Мне жаль, что так вышло с платьем, — с сожалением сказал Эштан, вплотную подойдя ко мне. — Я просто хотел сделать тебе подарок.

— Все в порядке, — улыбнулась я.

— Я пришлю новое платье, — пообещал он.

— Нет, не стоит, — покачала я головой. — У меня есть платье для бала.

Эштан задумчиво кивнул, не сводя с меня взгляда.

— Что ж, не стану настаивать — ты ведь упрямая девочка. Только спрошу кое-что.

— Что же?

— Пойдешь со мной на бал? — почти прошептал он, склонившись ко мне, и я затаила дыхание на мгновение. От Эштана пахло дождем и свежескошенной травой — горьковато, но приятно.

— Пойду, — тихо пообещала я.

— Спасибо, Белль. — Его губы легко коснулись моей щеки, а затем Эштан отстранился, оставив меня разочарованной. — До вечера.

Он отсалютовал мне и ушел. А я провожала его спину взглядом до тех пор, пока Эштан не завернул за угол.

Несмотря ни на что в душе было радостно.

* * *

Попрощавшись с Белль, Эштан направился в ту часть замка, в которой располагались комнаты членов Клуба. Они все считали себя привилегированными — уже много столетий, поколение за поколением. А потому жили обособленно ото всех. В своем маленьком, закрытом для всех мирке. Эштана в Клуб тоже приглашали, еще на первом курсе — пусть и темный, но член императорской семьи. Седьмой по счету претендент на трон. Однако он отказался. Ему не нужен был Клуб и те, кто в нем состоял. Он презирал таких. И мараться о них не хотел.

На него посматривали с опаской — слух о том, что произошло в зимнем саду, разнесся стремительно, но Эштану было плевать. Ему на все было плевать. Он научился.

Равнодушие, граничащее с безразличием, не было его врожденной чертой — Эштану пришлось выработать эту черту с годами. С возрастом он вынужден был научиться игнорировать и настороженные, а порою и полные отвращения взгляды, и злые шепотки о том, что дурная кровь и в семье императора может проявиться, и слова матери о том, что он — темное отродье, которое испортило ей жизнь. Это уже потом он узнал, что герцогиня Сафорская, младшая сестра императора, ему не родная мать. И что отец, который погиб за несколько месяцев до его рождения на севере, не его отец. Его родители — совершенно другие люди. Мать, которая родила его, — ведьма. Настоящая. Черная. Поклоняющаяся черному богу. А отец… Об отце Эштан старался не думать.

Комната той, с которой хотел поговорить Эштан, находилась в отдалении от других, и была закрыта. Ее хозяйку он ждал около часа, сидя на подоконнике неподалеку от двери. Он знал, что она скоро вернется, и она вернулась.

— Что ты тут делаешь? — резко спросила Ева, остановившись у окна.

— Хочу поговорить, — ответил Эштан, глядя ей прямо в глаза.

— Не нужно приходить сюда. Тебя могут увидеть. Ты меня подставляешь.

— Нет, милая, это ты меня подставляешь, — сказал тот.

Ева одарила его внимательным взглядом и кивнула на дверь своей комнаты.

— Идем. Не нужно, чтобы нас видели вместе.

Эштан спрыгнул с подоконника и пошел следом за девушкой. Они оказались в комнате, и она тотчас закрыла дверь. Ее комната, как и комнаты других членов Клуба избранных больше походили на номер в дорогом отеле: высокие потолки, светлый дизайн, дорогая мебель. В самом углу притаилась кровать с белоснежным пологом, легким и почти невесомым, вдоль одной и стен выстроились шкафы, чьи полки ломились от книг, а над диваном в гостиной зоне висел портрет девушки. На нем Ева сидела на балкончике где-то в центре столицы, откинув назад прядь длинных темных волос, а на заднем плане виделся Небесный дворец. И в ее комнате, и в ее образе удивительно сочетались женственность и ум.

— Будешь что-нибудь? — любезно спросила Ева. Эштан отрицательно покачал головой, и она, приняв его ответ к сведению, грациозно опустилась в кресло, скрестив ноги и сложив руки на подлокотники.

«Настоящая императрица», — почему-то весело подумал Эштан и сел в кресло напротив.

— Что ты хотел, Эштан? — спросила Ева. Она предпочитала переходить к делу сразу, не любила расшаркиваться.

Что ж, прямо так прямо. Желание дамы — закон.

— Зачем ты это сделала? — жестким тоном спросил Эштан.

— Что? — нахмурилась она, но он успел заметить, как пальцы ее на мгновение дрогнули. Его губы изогнулись в улыбке.

— Не пытайся играть роль дурочки. У тебя это плохо получается.

— Ну хоть что-то у меня получается плохо, — усмехнулась Ева.

— Давай еще раз — зачем ты это сделала? — повторил Эштан. — Зачем решила подставить меня?

Ева приподняла бровь — идеально изогнутую. В ней все было идеально. По крайней мере, ему казалось так раньше.

— Я не пытаюсь подставить тебя. Глупости.

— Уверена? Тогда зачем натравила на Белль своих шестерок? Велела четверым парням напасть не девушку. Для чего? Ты считаешь, что это нормально, Ева? О таком мы не договаривались. — Его тон становился все более и более угрожающим, хотя голоса Эштан не поднимал.

— Как сложно… Ты Тэдда имеешь в виду? Он сам виноват, — пожала плечами Ева. — Придумал невесть что. Впрочем, сам же и поплатился — их кто-то застал. Я здесь не при чем.

— А платье? — продолжал Эштан. — Какого эйха ты велел испортить мое платье? Это был мой подарок для Белль.

— Белль, — задумчиво повторила девушка. — Ты уже второй раз повторяешь ее имя. Так-так-так, Эштан, — она подалась вперед, с интересом рассматривая парня. — Мне кажется, или она нравится тебе?

— Какая тебе разница? — спросил тот спокойно.

— Мне это не нравится. — Ева любила быть честной до умопомрачения. — Мне не нравится, что она запала тебе в душу, Эш.

— Это не твое дело, Ева, — все так же спокойно отреагировал тот.

— Ты же знаешь, что мое. Изабелль действительно нравится тебе? Или все дело в том, что она — невеста принца? — уточнила девушка. Ее взгляд стал веселым.

Эштан вспомнил Осенний бал, когда впервые заметил Белль. Она была в каком-то дурацком платье темно-оранжевого цвета, которые в столице уже года два как вышли из моды, но это ее не смущало. Белль болтала с подружками и весело смеялась, а он, проходя мимо, вдруг почувствовал это. Тьму. Ее тьму — живую, искристую и, вопреки всему, теплую. Его тянуло к ее тьме. И он пригласил девушку на танец, не сразу поняв, что она стихийница, а не темная. Танцевала она тоже не очень, в отличие от него, однако Эштану было все равно. Он уверенно вел ее в танце и думал, что, пожалуй, она — особенная. Откуда-то в его сердце появилась нежность: то ли к девушке, то ли к наполняющей ее тьме, от которой приятно кружилась голова, словно от легкого опьянения.

Конечно, у них ничего не вышло. Подружки что-то наболтали Белль — наверняка про то, что он темный и опасный, и она сбежала. А после игнорировала его, хотя он просто наблюдал за ней, пытаясь понять, откуда в ней взялась эта притягательная тьма. Наверное, он бы предпринял более решительные шаги, завоевал бы эту странную девушку, от которой в сердце появлялась звенящая нежность, если бы его не увезли во дворец. Во дворце, перед возвращением в академию, он обо всем и узнал. И тогда же понял, почему его так тянуло к ней. Что за тьма таилась в ее душе. Но не понял, как же так вышло, что девушка, понравившаяся ему, и есть таинственная невеста Даррела, которую искали столько лет.