Неживая, Немертвый

Занятый своими мыслями, молодой человек не понял, в какой именно момент его отец сорвался с места, даже не пройдя по полу бальной залы, а просто шагнув сквозь пространство. В одну секунду он, напряженно застывший, стоял рядом, а в следующую уже оказался рядом с Дарэм, к плечу которой приник губами последний из не успевших насытиться вампиров.

— Довольно, — повелительно бросил он и, едва ли не оттолкнув облаченного в тусклый мундир корнета австрийской кавалерии юношу, торопливо, словно боясь опоздать, склонился над уже не подающим никаких признаков жизни телом, впиваясь зубами в и без того истерзанную шею. Герберт недоуменно нахмурился, пытаясь понять смысл только что произошедшего, однако граф, кажется, абсолютно не намерен был ничего объяснять. Подхватив Дарэм на руки, он обвел своих «подданных» взглядом и спокойно сказал: — Трапеза окончена, господа и дамы. Наша гостья мертва, и я надеюсь, что сегодняшнее угощение пришлось вам по вкусу. Я рад видеть, что кровь восполнила ваши угасающие силы, и вы готовы веселиться до рассвета, который сегодня наступит не скоро. Я же, в свою очередь, по сложившейся традиции, вынужден ненадолго покинуть вас, дабы позаботиться о том, чтобы все меры предосторожности по отношению к нашей жертве были исполнены точно и в срок.

Чуть склонив голову в вежливом, исполненном достоинства полупоклоне, фон Кролок размеренным шагом покинул зал, и Герберт, плюнув на всякие правила приличия, поспешил следом, на этот раз категорически не желая оставлять отца наедине с его ежегодными «заботами». Молодой человек всерьез опасался, что обезглавливание фрау Дарэм не пройдет для разума графа бесследно.

— Отец, — окликнул он, догоняя фон Кролока уже в холле. — Может быть, на этот раз лучше будет, если я все сделаю сам?

— Камзол испачкать не боишься? — глухо поинтересовался граф, не оборачиваясь и не сбавляя шага. — Кровь на столь любимом тобой лавандовом шелке будет скверно смотреться, Герберт.

— Да черт с ним, с шелком! — испуганный и взволнованный безжизненным тоном старшего фон Кролока, откликнулся юноша. — Ты, разумеется, всегда и со всем справляешься сам, но не сейчас. Остановись, и позволь мне помочь. Это уже слишком даже для тебя.

— Слишком? — медленно переспросил граф и, немного помолчав, заметил: — Для меня нет ничего, что было бы «слишком». Куколь!

Чуть запыхавшийся горбун появился из-за поворота буквально спустя минуту, заставив Герберта непритворно вздрогнуть от неожиданности.

— Ты когда вернуться успел? — ахнул он.

— Ты сделал все, что я велел? — одновременно с ним осведомился фон Кролок.

— А, аер, — проигнорировав вопрос Герберта, ответ на который и так был очевиден, Куколь старательно покивал головой, а затем с явным волнением покосился на безвольное тело на руках графа. — Аер?…

— Со мной все в порядке, Куколь. Не стоит беспокойства, — голосом, который, по мнению Герберта, свидетельствовал о чем угодно, только не о «порядке», царящем в его бессмертной душе, отозвался граф и, остановившись возле входа в собственные покои, попросил: — Не мог бы ты придержать дверь?

Камин все еще горел, так же, как в ту минуту, когда холодная ладонь Нази Дарэм уверенно легла на руку Герберта. На столе лежала раскрытая книга и молескин, испещренный заметками и выписками из древних трактатов по демонологии. Часы мерно тикали на каминной полке, и молодой человек, взглянув на них, с удивлением понял, что с начала праздника прошло всего сорок минут.

— Зачем мы здесь? — сообразив, наконец, что все происходящее совершенно не похоже на обычную процедуру обезглавливания очередной жертвы бала, спросил молодой человек у графа, который опустил тело Дарэм на постель. Тонкая мраморно-белая рука женщины неловко свесилась с края кровати, и фон Кролок аккуратно перехватил ее, положив поверх покрывала. Сильные пальцы бережно прошлись по волосам Нази, поправляя растрепавшиеся пряди, разглаживая складки сбившегося платья. Вытащив из-за отворота рукава белоснежный носовой платок, граф смочил его в стоящем на столе кувшине и, вновь склонившись над Дарэм, принялся методично стирать следы крови с ее кожи.

— Отец! — так и не дождавшись ответа, воскликнул юноша.

Старший вампир оглянулся через плечо, и Герберт, наконец, поймал на себе его спокойный и уверенный взгляд.

— Ну, вы, папА, простите за выражение, и тварь! — не глядя, упав в кресло, потрясенно выдохнул юноша.

— Твои слова должны были больно ранить мое сердце, Герберт, — граф едва слышно вздохнул и добавил: — Однако, скажи, разве я когда-либо это отрицал?

========== Эпилог ==========

Абсолютная темнота и пробирающий до костей, идущий изнутри холод, от которого нет спасения. Если после смерти душу человека ожидало именно это, то Нази Дарэм не могла найти в данном посмертии ничего, что отличалось бы от ее обычного пребывания на тропах. Разве что там, где раньше она отчетливо ощущала слабую пульсацию собственной жизни, теперь зияла вездесущая, молчаливая пустота.

Дарэм попробовала пошевелиться, и у нее тут же возникло ощущение, будто она со всего размаха ударилась о дверь, которая с легкостью подалась под ее напором, заставив женщину упасть вперед, в точно такую же темноту. Только еще более тесную, душную и неуютную.

— Просыпайтесь, любезная фрау Дарэм, — оглушительно громкий, а главное, прекрасно знакомый голос заставил Нази вздрогнуть. И открыть глаза.

— Черт побери… — простонала она, разглядывая нависающий над ней полог темно-синего балдахина, и зажала руками уши. — Ваше сиятельство, зачем вы так кричите? Что случилось?

— Все в полном порядке, уверяю, — донеслось со стороны камина, и Дарэм, повернув голову, обнаружила сидящего в своем любимом — левом, если смотреть от двери — кресле графа фон Кролока. — Тебе просто стоит немного сосредоточиться и вспомнить, с какой именно громкостью я говорю обычно. Доверься моему опыту.

В ответ на это замечание Дарэм озадаченно нахмурилась. Граф, в свою очередь, склонив голову к плечу, наблюдал за тем, как выражение легкого недоумения на лице Нази сменяется все более и более мрачной гримасой.

— Какой сегодня день? — тихо спросила она, исподлобья взирая на фон Кролока.

Тусклые серо-зеленые глаза, казалось, стали гораздо ярче, хотя, может статься, все дело было в разливающейся по ее лицу бледности.

— Вечер двадцать третьего декабря одна тысяча восемьсот девяносто второго года, — все так же любезно откликнулся фон Кролок. — Предвосхищая следующий твой вопрос, уточню, что Бал закончился вчера. Также я рад сообщить тебе, что юная фроляйн Шагал благополучно добралась до дома и сейчас, я полагаю, в компании Альфреда уже на пути к ближайшему городу. Однако, к величайшему моему сожалению, я уверен, что у тебя найдутся и иные вопросы.

Нази на секунду зажмурилась, вновь отчаянно и судорожно прислушиваясь к собственным ощущениям. Холод, пустой промозглый холод, почти привычный в последние два года ее жизни — и все же в чем-то неуловимо иной. Сосредоточиться на этом чувстве мешало чертовски громкое тиканье часов на каминной полке. Где-то капала вода, скрипела на сквозняке дверь, гремел посудой Куколь — на кухне, двумя этажами ниже.

— Ты… — придушенным, сиплым шепотом сказала Дарэм, потрясенно глядя на графа широко распахнутыми, полными неподдельного ужаса глазами. Рывком вскочив с постели, женщина набрала в грудь побольше воздуха и что есть силы заорала: — Ты же, мать твою, обещал!

— Бесценнейшая моя фрау, — граф неторопливо поднялся со своего места и развел руками. — Вы же профессионал, если мне не изменяет память. А какой же, позвольте спросить, профессионал станет верить нежити на слово?

— Лживая, подлая, вероломная дрянь! — Дарэм, не глядя, пошарила в пространстве рукой и, наткнувшись на стоящий возле кровати подсвечник, в приливе неистовой ярости и отчаяния метнула его в фон Кролока, который без труда от него увернулся, точно так же, как от последовавших за подсвечником книги и самого прикроватного столика, с прощальным хрустом разлетевшегося о камин. — Что ты со мной сделал?!