Нидерландская революция

Однако воцарившееся спокойствие было очень неустойчивым. Партии были слишком ожесточены друг против друга, чтобы они могли удовлетвориться соглашением. Распоряжения, которыми в течение следующих лет запрещено было носить знаки отличия, применять впредь выражения «ширу» и «гринью», носить оружие, принимать в число граждан иноземных бродяг [807] , убедительно свидетельствовали о наличии злобных и гневных настроений, которые ждали лишь подходящего случая, чтобы разразиться со всей силой. Протестанты по-видимому опять внушали опасения, ибо в 1643 г. пришлось заставить всех жителей публично признать себя католиками.

807

Polain el Bormans, Ordonnances, t. III, p. 136, 137, 142.

После захвата в 1646 г. французами Валькура народная партия не могла больше бездействовать. В результате настоящего сражения, жертвами которого пало 200 человек [808] , выборы передали власть в руки «гринью». По наущению Бекса и Бартела Ролана «столица» смелее, чем когда-либо, оказывала неповиновение князю-епископу. Канцлер Фердинанда был убит, эшевены изгнаны. Юрисдикция обыкновенных судов заменена была юрисдикцией цеховых властей. Духовенство обложено было налогами. Останавливали баржи, шедшие но Маасу, и грабили их.

808

H'enaux, Histoire du Pays de Li`ege, t. II, 200.

Но иллюзиям льежской демократии, которые она питала на протяжении 30 лет, вскоре пришел конец. Она не понимала, что своими успехами она обязана была только помощи Франции и Соединенных провинций, а также тому, что Фердинанд Баварский, будучи втянут в войны Германии, не в состоянии был одновременно решительно обрушиться на нее. Вожди народной партии, находившиеся в плену узколобой местной политики и ослепленные своими страстями, не понимали, что могущество льежской демократии зиждется исключительно на силе ее покровителей и затруднительном положении ее князя-епископа. В действительности она находилась опять точно в таком же положении, как и в XV в., когда, пользуясь соперничество французской и бургундской династии и союзом с Людовиком XI, она считала себя способной оказывать сопротивление Карлу Смелому. Но и на этот раз, как и тогда, иностранные державы поощряли ее и толкали ее вперед лишь из своекорыстных интересов. Настал момент, когда парижское и гаагское правительства, не нуждаясь больше в ее услугах, должны были предоставить ей самой довести до конца свою борьбу с епископом, подобно тому как в свое время Людовик XI бросил ее на произвол судьбы перед лицом ужасного герцога Карла. Мюнстерский и Вестфальский договоры, восстановившие мир между Соединенными провинциями и Испанией и между императором и французским королем, лишили покровителей Льежа всяких оснований поддерживать его постоянные раздоры и позволили епископу, до того занятому на берегах Рейна, обратить оружие против льежцев. Его долготерпению, которое в течение стольких лет усиливало смелость «гринью», пришел теперь конец. 10 ноября 1648 г. Фердинанд объявил, что вое решения оставшихся в Льеже судов лишаются силы. В мае следующего года он запретил повиноваться «решениям», принятым «столицей», и когда эти объявления не достигли цели, он оповестил 28 июня, что вынужден будет прибегнуть к силе. В августе его племянник Максимилиан-Генрих во главе войск курфюршества появился под стенами Льежа [809] .

809

М. Нuismаn, Essai sur le r`egne du prince-'ev`eque de Li`ege Maximilien-Henri de Bavi`ere, Bruxelles 1899, p. 36 etc.

Теперь наконец цехи вынуждены были признать, как неблагоразумна и неосторожна была их политика. Поглощенные своей гражданской войной, они не подумали о том, что сила уступает только силе и что недостаточно заявить о своем нейтралитете, чтобы можно было всегда оставаться в стороне, точно так же, как недостаточно рассчитывать на иностранную помощь, чтобы ее получить. Они были теперь совершенно безоружны перед своим князем-епископом, мнимую слабость которого они до этого в своем неведении презирали, и им ничего больше не оставалось, как подчиниться его воле.

23 сентября 1649 г. избирательная система «столицы» подверглась коренному изменению. Цехи были отныне объявлены неспособными заботиться «о благе и общественном спокойствии» и были лишены участия в назначении городских властей. Оба бургомистра и 30 присяжных города избирались теперь поровну по списку из числа 44 лиц, указанных князем-епископом и городским советом. Судебная власть совета была уничтожена и передана эшевенам. 32 цеха потеряли право собираться даже для вотирования налогов и утратили, следовательно, возможность ставить в зависимость от своих решений взимание налогов, принятых всеми тремя штатами страны [810]

810

Polain et Bormans, Ordonnances, t. III, p. 169.

Таким образом дело республиканской свободы, которой льежцы благодаря обстоятельствам могли так долго пользоваться в обстановке гражданской войны, потерпело поражение от князя, который оказался сильнее их. Силы «столицы» были слишком незначительны по сравнению с силами Фердинанда Баварского. Разумеется, она могла бы защититься от своего князя-епископа, если бы он вынужден был воевать, опираясь только на свои собственные ресурсы, и ей, пожалуй, удалось бы даже заставить его признать себя вольным имперским городом. Но соображения европейской политики, побудившие назначить ей в качестве епископа могущественного кельнского курфюрста, тем самым решили ее участь. Ей удалось лишь временно отдалить ее благодаря международным столкновениям, в которые она была втянута и которые дали ей возможность опереться на корыстную помощь со стороны врагов габсбургского дома. Не будучи в состоянии навязать свою волю князю-епископу, эта крайне малочисленная демократия могла действительно существовать лишь до тех пор, пока царили хаос и беспорядок. Она жила сегодняшним днем, увлекаемая своей бурной энергией, истощая свои силы в партийной борьбе и не будучи в состоянии создать ничего прочного, ничего длительного. В обстановке постоянных насилий, чинимых толпой, которая неспособна была сама управлять собой, существование нормального правительства стало совершенно невозможным. «Гринью» не только непрерывно восставали против князя-епископа, но, желая диктовать свои законы штатам страны, они приходили в столкновение с самим княжеством. Если бы такое положение дел затянулось надолго, оно грозило в конечном итоге гибелью страны или распадением ее на части. Победа Фердинанда Баварского избавила ее как от того, так и от другого. Одним словом, восстановление княжеской власти было лишь реставрацией государственной власти.

Впрочем, князь-епископ не злоупотребил своей победой, которая ему легко далась. Он сохранил в силе привилегии «столицы» и привилегии страны и не покусился в интересах абсолютизма на уничтожение традиционных учреждений страны. Тем не менее с льежской конституцией произошло теперь то же, что и с бельгийской. Сохранив свои старые формы, она все более и более проникалась теперь монархическим духом. Она всецело зависела теперь от князя-епископа, подобно тому как и сам город Льеж находился теперь под постоянной угрозой цитадели, построенной Фердинандом в 1650 г. на возвышенности Сент-Вальбгорж.

Культура католических Нидерландов

Введение

В период длительного спокойствия, наступившего вместе с 12-летним перемирием, Соединенные провинции и католическая Бельгия окончательно превратились в две страны с совершенно различными национальностями и приобрели свои характерные особенности. Выявлявшиеся в них противоположные стремления, свободному развитию которых до сих пор мешала война, ярко обнаружились теперь в культурном развитии каждой из них. В то время как Нидерландская республика проявляла свое протестантское рвение в борьбе арминиан и гомаристов, а свою политическую активность в борьбе принца Оранского с генеральными штатами, ее экономическая жизнь развивалась необычайно бурно в самых различных направлениях. И к тому времени, когда она стала первейшей морской державой и первой капиталистической страной в мире, развернулись также и ее духовные силы, вызванные к жизни общим подъемом буржуазного общества и поощряемые примером блестящей плеяды бельгийских кальвинистов, явившихся искать себе пристанища на ее гостеприимной земле. Это бурное духовное развитие выразилось в наступившем расцвете науки и литературы, который вскоре однако далеко превзойден был расцветом искусства.

Рембрандт родился в Лейдене, в 1606 г., за два года до окончательного переселения Рубенса в Антверпен. Уже одно только сопоставление этих двух великих имен со всей резкостью подчеркивает контраст между северными и южными Нидерландами. Действительно, подобно полотнам Рубенса, Бельгия XVII в. была католической и монархической. Она находилась всецело во власти католической церкви, тесно связанной с государем и наложившей на нее свой глубокий отпечаток. Годы перемирия церковь использовала для своего внутреннего переустройства и проявила такую же энергию в увеличении числа своих религиозных орденов, своих благотворительных и просветительных учреждений, как и амстердамские купцы в снаряжении флотов и в создании факторий. Постройка новых монастырей и сверкающих красновато-желтых церквей в стиле барокко преобразила внешний вид городов. Университеты Луверна и Дуэ прониклись духом строжайшей ортодоксии и выказывали абсолютное повиновение папству. Иезуиты открывали школы для сыновей дворянства и буржуазии, а дети из народа получали свое религиозное воспитание в воскресных школах.

Нигде союз католической церкви и государства не был так тесен и прочен, как при дворе Альберта и Изабеллы. Это единение объяснялось не только личными убеждениями эрцгерцогской четы, но соответствовало также их интересам. В самом деле, католическая реставрация, подавив кальвинизм, одновременно подавила также и распространившиеся вместе с ним республиканские идеи. Всюду, где она восторжествовала, она свирепо обрушилась на учение монархомахов. Носителем верховной власти был не народ, она выводила верховную власть от бога, который вверяет ее государям. Поэтому успехи католической религии должны неизбежно совпадать с успехами монархической власти. Государь не зависит от своих подданных и находится вне их досягаемости. Они должны повиноваться ему, подобно тому как он сам должен повиноваться богу, т. е. церкви, которая представляет его здесь на земле. Только в том случае, если он не повинуется повелениям бога, впадая в ересь или же устанавливая тиранию, несовместимую с христианской справедливостью и милосердием, он может быть низложен на законном основании. Он подчиняется единственно контролю папы, этого наместника Иисуса Христа. В результате всего этого абсолютизм, умеряемый исключительно предписаниями религий, стал нормальной формой правления в католическом государстве.

Альберт и Изабелла столь же определенно, как и другие государи, их современники, стремились к абсолютизму, но им далеко не удалось осуществить его во всем объеме. При них, как и при последовавших за ними испанских штатгальтерах, конституция страны представляла собой смесь элементов чистой монархии и традиционных свобод, причем дозы этой смеси были однако далеко неравными. Верховная власть полностью забрала в свои руки центральное управление, сохранив однако в силе в провинциях те свободы, которые не внушали ей больше опасений и которые были постепенно приспособлены к условиям нового режима. Если сравнить политическую систему, установившуюся в первой половине XVII в, в Бельгии, с политическими системами Франции или Испании, то ее можно совершенно точно определить как умеренный абсолютизма.