НИКОЛАЙ НЕГОДНИК

–  Это почему же? Разве здесь настолько не любят иноземцев?

–  А за что их любить, скажи мне на милость? Знаешь, в мире существует весьма ограниченное количество любви, впрочем, как и добра. И растрачивая их на подозрительных чужих, что же оставишь своим?

–  Но мое имя, что в нем не так?

–  Дурак ты, Рене, и имя у тебя дурацкое. Обязательно смени, иначе никогда не станешь… хе-хе… будешь торговать объедками с нашего стола. И ради этого стоило покидать Лютецию?

–  Ты говоришь как настоящий русс, Бертран.

–  Я он и есть. И зовут меня - Борис Кутузов, запомни это, друг Рене.

–  Хорошо, но если становиться русским, то почему стесняться франконской фамилии? Ведь она уже будет не моя…

–  Как хочешь… Только как будет звучать по-новому Рене Савиньяк? Вот, то-то и оно! Кто со Свиняком связываться станет?

–  А если… а если взять девичью фамилию матери, а?

–  Каюзак ? Вроде бы ничего… Даже что-то героическое чувствуется, - купец задумался, и на румяной физиономии появилась мечтательная улыбка.
– Вот представь - входят наши войска как-нибудь в Лютецию…

–  И в Авиньон.

–  Да, и туда обязательно.

–  А почему как-нибудь, Боря? Очень даже хорошо и красиво войдут.

–  Точно! И мы с победоносным войском входим.

–  Въезжаем.

–  Согласен. На белых конях… все из себя героические… Кутузов и Казак на улицах поверженных городов… и поплевываем на скаку на всех графов.

–  Даже на графов?

–  На них в первую очередь. Заметил, Рома, что в Татинце нет ни одного графа? Да их тут и за людей не считают.

–  Как, совсем?

–  Отож!

–  А бояре?

–  Сравнил, - рассмеялся купец.
– Боярское звание потом и кровью дается… Или великой ученостью, как моему другу коту Базилевсу.

–  А мы…

–  Ну, чисто теоретически… Но сначала нужно в Авиньон на белых конях.

–  Понятно. А ты меня своему другу представишь?

–  И в качестве кого? Чем думаешь заняться?

Рома Казак задумчиво почесал переносицу:

–  Может, рыбным товаром?

Случайно услышавшие кусочек разговора прохожие вдруг оглянулись с невыразимой грустью и жалостью в глазах. Пробегающая мимо старушка даже остановилась, чтобы перекрестить, трижды сплюнула через левое плечо, и засеменила дальше, охая на каждом шаге и качая головой.

–  Чего это они, Боря?

–  Жалеют. Раков захотел покормить? Ну-ну, в путь-дорожку… Только у местных водяных на рыбу монополия, если знаешь такое слово. Утопят конкурента к чертям собачьим, и поминай как звали.

–  Ой.

–  Вот тебе и ой. Молод ты еще, Рома… Идем в трактир, за обучение и добрые советы проставляться будешь.

–  А что значит - проставляться?

–  Увидишь, - Кутузов решительно направился в сторону видимой издалека вывески с мастерски изображенной кружкой на ней.
– Тебе понравится. Особенно завтра утром.

В трактире новых руссов встретили гостеприимно. А чего не встретить? Сразу видно - свои, не голытьба иноземная, что на серпянку квасу выпьет, а буянит на три крестовика. Да и при деньгах оба, заметно. А ежели нет - приличному человеку завсегда кредит. Или не человеку - лишь бы приличному. На стол тут же легла хрустящая скатерть, на которой как по волшебству появлялись закуски малые, заедки средние, да прочие разносолы.

Хозяин заведения, маленький домовой с большой медалью на груди, подошел лично:

–  Рекомендую начать с пива и свежайших раков. Подавать?

–  Раков?
– переспросил Казак и отчего-то побледнел.

–  Пусть несут, - согласился Кутузов.
– А вот пива не нужно. Что мы, боши какие? Нам, пожалуйста, три бутылочки "Годзилковой особой" для начала, а к ней…

–  Понял, - домовой подал сигнал на кухню. Просто махнул рукой, что обозначало приказ тащить все подряд.
– А закончить предлагаю вот этим.

Перед гостями поставили по глубокой тарелке, в которой угадывались мелко порезанные овощи вперемешку с кусочками мяса и колбасы.

–  Что это?

–  Последний писк моды - салат. На любом застолье рекомендуется располагать прямо перед собой - освежает при некотором разгорячении. Любимое блюдо нашего оборотня, Августа фон Эшевальда.

–  Оборотня?
– Рома Казак стал еще бледнее, хотя казалось бы некуда.

–  Ты что, и про него не слышал?
– удивился Кутузов.
– Ну и глухомань эта ваша Франкония.

–  Да как-то…

–  Не бойся, Август своих не кушает, нельзя ему на службе. А вот в свободное время… Рома, что с тобой? Не падай! Я говорю - пьет с удовольствием.

–  А-а-а…

–  Да, ты прав, это как раз он зашел. Август, давай к нам, Рома платит!

Тем же вечером.

–  И обязательно пришли кого-нибудь с докладом, - напутствовал Шмелев бывшего десятника славельской стражи.
– Алатырь у нас первым под удар попадет.

–  Как только, так сразу, - Никифор оставался немногословным, и повышение в звании до полковника не изменило характер.

Николай на прощание крепко пожал руку:

–  Удачи тебе.

–  Да ладно, не впервой, - и улыбка в седые усы. А что говорить? Задача ясна, приказ получен.

Князь проводил старого служаку до двери и вернулся к столу, на котором лежала подаренная ангелом карта. Тяжело плюхнулся в кресло и задумался, выбивая пальцами бодрый, в отличие от настроения, марш. И вот на фига свалилось на голову все это счастье? Прогрессор, ептыть… В детские игрушки играть силы есть, на что-то большее их уже не хватает. Да… И вот оно, предсказанное нашествие тут как тут, даже с некоторым запозданием от предполагаемого. Видимо слегка задержались в Булгарии, но тем злее будут. Приходится придумывать мыслимое и немыслимое, чтобы постараться отбить с наименьшими потерями.

В идеале - вообще бы без них обойтись. А никак… Идут… И как там у летописцев из еще ненаписанного - приидоша и погубиша? Или - пожраша? Без разницы, и придут и погубят. И ограбят, заодно. А отчего бы не ограбить со скуки? По пустыням наскакался, моченых кизяков наелся, с верблюдицей этого-самого… а потом саблю кривую в руки - и вперед. Все развлечение.

Шмелев горько вдохнул и плюнул на карту. Плевок в полете невероятным усилием извернулся, изменил траекторию, дотянул до границы и упал уже за морем - на Царьград. Удивленный открытием Николай повторил опыт. Результат аналогичный.