НИКОЛАЙ НЕГОДНИК

Самодержавная рука сгребла со стола самый тяжелый предмет, и в Базеку полетел малахитовый чернильный прибор - хитрое сооружение, совмещенное с пепельницей, огнестрелом и зажигалкой. Кот не стал уворачиваться, а взглядом остановил массивный предмет и водрузил на место.

–  Ага, и так умею… Ну чо. Грамоту с полномочиями дашь? В трех экземплярах.

–  В трех-то тебе зачем?

–  Один мне, другой Годзилке, третий союзникам отдам. И это… распорядись тонны две зерна выделить.

–  На самогонку? Не дам! И какие еще союзники?

–  Да так… - Базека взял несколько листов бумаги и протянул князю.

– Есть тут один малый народец… беженцы от гастрономического геноцида.

–  Ладно, уговорил. Чего писать?

–  Как обычно, что-нибудь с угрозами, да не мне тебя учить… "Челом бьет" и точка с запятой не нужны. Написал? Господи, медленно-то как… Готово? Печати я сам поставлю, у меня свои такие же есть.

–  Чего-о-о-о???

Глава 13

А ровно через неделю, аккурат в Троицу, когда город празднично украсился березовыми ветками, и добрые люди собирались за столами, вернувшись из церкви, Татинец опять посетил посланец небес. Все в том же белом хитоне и с огненным мечом в руке, он полетал над столицей, благословил увиденных внизу прохожих, и уже привычно направился к княжескому терему. На этот раз без театральных эффектов в виде падающих звезд - просто и спокойно влетел в окно, сбив при этом с ног служанку с подносом жареных в сметане карасей.

–  Помяни, Боже, царя Давида и всю кротость его!
– Патриарх Савва перехватил поудобнее тяжелый пастырский посох и приготовился отразить внезапное нападение.

–  Подождите, это свой!
– Шмелев поднял руку, останавливая занесшего дубину дважды полковника Лешакова.
– Да точно говорю, свой!

Ангел поднялся, отряхивая надетый поверх хитона стилизованный под кирасу бронежилет:

–  Что это было?

–  Наверное, это было вкусно, - Николай подошел к гостю, но обниматься на радостях не полез.
– Израил Родионович, какими судьбами?

–  Теми самыми, неисповедимыми как пути, - Изя привел себя в относительный порядок и церемонно поклонился присутствующим: - Здрасти! Яночка, вы все также великолепны… Юрий Всеволодович, мое почтение… Святейшему Патриарху аналогично… Товарищ полковник…

–  Дважды полковник, - ревниво поправил Лешаков.

–  Конечно-конечно… Я имел ввиду, что ваш товарищ, оборотень Август фон Эшевальд, будет полковником.

–  А я?

–  Генералом, не меньше. А в будущем - маршалом!
– Израил удивленно покрутил головой: - А где представитель устаревшего религиозного культа?

–  Серега, что ли?

–  Ну не я же…

–  Да на Трезве он. Готовится, копает - все как в прошлый раз и договаривались.

–  А, так вот кто там копошился.

–  Что, видел?

–  Ну!
– ангел поискал взглядом карту.
– Ага… глядите, вот здесь идет наша первая линия обороны, так? Так! И если противник проходит слегка подготовленное предполье, то попадает сюда, правильно?

–  Больше некуда, - Шмелев забрал у Израила карандаш и вручил взамен вилку.

– Пойдем за стол, праздник у нас сегодня.

–  Я в курсе, - отмахнулся тот.
– Не мешай.

Коля пожал плечами и отошел от гостя к накрытому столу. И что там думать, если междуречье Трезвы - единственное место, где может пройти большое количество конницы. Да с обозом и стенобитными машинами. Или те уже потом собирают, перевозя только важные детали? А без разницы. Мелкие отряды еще с относительным комфортом просочатся по берегу Шолокши - правому, так как болотистый и низменный левый вообще непроходим, но крупные только там, по ровному как лысина старого князя водоразделу.

Сама речка Трезва получила название в насмешку. Начиналась верстах в десяти от Суровы, старшей своей сестрицы, и бежала она на закат, вихляясь из стороны в сторону подобно пьяной бабе, и подобно ей же, верст через триста поворачивала обратно. Да так заблудила по дороге, что устье от истока оказалось в половине дня пути. Одно слово - Трезва.

Собственно на этом княжеские географические познания о той местности заканчивались, да и те были почерпнуты из прочитанной в будущем книги. Самому побывать на месте предстоящего сражения не удалось - просто некогда. Вот волхвы к природе ближе, особенно многомудрые, так пусть Серега и занимается фортификацией. Заодно и дисциплину у леших подтянет, пока их командующий в столице важные вопросы решает.

–  Глорхи-нойон сейчас здесь!
– Израил воткнул вилку куда-то в Булгарское ханство, где она пропала с тихим звоном.
– И спешат сюда!

–  Точно?

–  Точнее не бывает, - заверил ангел.
– Два часа назад над ними пролетал.

–  Что, прямо вот так?
– удивилась русалка.
– Без маскировки?

–  Обижаете, Яночка. Кочевники уверены, что видели перед собой злобного и страшного демона кенгуру, перебежавшего через дорогу. Дурная примета, между прочим - две недели в архивах копался.

–  И?

–  И теперь у них одна дорога, на Трезву. Страшная вещь - средневековое суеверие.

Патриарх, до того молча сидевший за столом, тут же откликнулся:

–  Суеверие - грех. А ты тому потворствовал.

Израил Родионович удивленно переглянулся со Шмелевым и спросил:

–  Василич, у тебя что, пацифисты рулят?

Савва сурово нахмурился, глянул из-под нахмуренных бровей, но пояснил:

–  Я в божественном смысле. Убивать врага можно и нужно, но подталкивать к греху - нет.

–  И мне тут будут говорить за божественное? Именно мне?
– ангел по-прежнему обращался к Николаю, как самому старшему по званию.
– Нет ли тут скрытой ереси, или еще хуже - ошибки? Да, именно заблуждение, жуткое и ужасное заблуждение. Не ожидал такого либерализма от столь уважаемого у нас, там, человека.

–  Позвольте…

–  Не позволю! Хотя, о чем это я? Давайте проще взглянем на наши разногласия… Хм… да! Это людей нельзя толкать к греху, вот!

–  А кочевники не люди?