Нора Робертс. "Рожденная в грехе"

– Работайте, сколько душе угодно. Вы рисуете этот самый круг?

– Да. И, кстати, можете взглянуть.

Она взяла другую кисть, зажав предыдущую в зубах; Мерфи перемахнул через стену.

"Мистику уловила", - разглядывая установленное на мольберте полотно, удовлетворенно отметил он про себя; восхитился и одновременно позавидовал мастерству, с которым выполнен был набросок магического каменного круга.

И, хотя оба плана - задний и передний - пока пустовали, она уже принялась накладывать цвета и текстуру камней.

– Бесподобно, Шаннон.

Слова ей польстили, но она качнула головой.
– До того, как на это станет похоже, хотя бы отдаленно, надо немало потрудиться. А сегодня я едва-едва поймала правильный свет.

– Тем не менее, она почему-то была уверена, что сумела бы зарисовать стоячие глыбы при всяком освещении, под любым углом.
– Мне показалось, я видела вас сегодня чуть раньше, на тракторе.

– Возможно.
– Как приятно пахнет от нее за работой: духами и красками.
– Давно вы здесь?

– Следовало бы дольше, - она хмуро повертела в руке кисть, которой прежде нанесла мазок на палитру.
– На рассвете было бы легче выписать тени.

– Завтра будет другой рассвет.
– Он уселся на стене и принялся постукивать пальцами по альбому с эскизами.
– Буквы на вашей рубашке, "КМ", что означают?

Она опустила руку с кистью, отступила назад, чтобы оглядеть полотно и мазнула краской спортивную рубашку, коснувшись ее пальцами.
– Карнегги-Меллон. Колледж, где я училась.

– Вы там изучали живопись.

– М-м-м... - Камни все еще как мертвые, подумала она. А ей хотелось вдохнуть в них жизнь.
– Я специализировалась на коммерческой графике.

– Картинки для рекламы.

– Да, почти.

Он размышлял, перелистывая альбом с эскизами, что попал ему в руки.

– И вздумалось же вам заниматься изображением туфель и бутылок пива, когда вы способны творить вот такое.

Она взяла тряпку, смочила ее скипидаром из склянки.
– Мне нравится зарабатывать на жизнь, и у меня неплохо это получается, - отчего-то ей приспичило вдруг оттирать пятно серой краски с тыльной стороны ладони.
– Как раз перед отъездом сюда мне удалось привлечь крупного клиента. Вероятно, меня повысят в должности.

– И впрямь здорово, - он перелистнул еще одну страницу и улыбнулся, увидев эскиз с изображением Брианны, копошащейся в саду.
– Что за клиент?

– Бутилированная вода, - пробубнила Шаннон. Здесь, в открытом поле, где воздух так изумительно свеж и ароматен, звучат ее слова, по меньшей мере, неуместно.

– Вода?
– Как и следовало ожидать, он усмехнулся.
– Газировка, что ли? С чего вы решили, будто людям должна нравиться пузырящаяся жидкость в бутылках?

– Потому что она очищенная. Не у каждого во дворе есть колодец, или родник, или что там еще. Графический дизайн для воды - это огромная индустрия; и при растущем загрязнении среды, развитии городов она будет только расширяться.

Он все еще улыбался.
– Я и не думал вас сердить. Просто интересно, вот и спросил.
– Он развернул к ней альбом: - Мне нравится вот это.

Она отложила тряпку и пожала плечами. Рисунок изображал его в пабе, с концертиной в руках; недопитый стакан пива на столе рядом с ним.
– Немудрено. Я вам здесь определенно польстила.

– Мило с вашей стороны.
– Он отложил альбом.
– Ко мне вот-вот должны прийти, взглянуть на годовичка, поэтому я не смогу пригласить вас на чай. Но вечером вы зайдете пообедать?

– Пообедать?
– Она невольно отступила назад, как только Мерфи поднялся с места.

– Можно прийти пораньше. Полседьмого. Сначала я покажу вам все вокруг.

Он схватил ее за руку. В глазах его мелькнула странная вспышка, и сулила она отнюдь не безвинное развлечение.
– Почему вы отдаляетесь от меня?

– Ничего подобного.
– Попробуй теперь, двинься, когда он вцепился в нее.
– Я думаю. У Брианны могут быть планы.

– Бри - женщина гибкая.
– Он слегка притянул ее за руку, и Шаннон оказалась еще на шаг ближе к нему.
– Ну же, проведем этот вечер вместе. Вы ведь не боитесь остаться со мной наедине?

– Разумеется, нет.
– Еще чего не хватало.
– Я не знаю, умеете ли вы готовить.

– Приходите, - узнаете.

Обед, убеждала она себя, это всего лишь обед. Да и потом, разве не любопытно взглянуть, как он живет.
– Так и быть. Загляну к вам.

– Отлично.
– Не выпуская ее руки из своей, другой он охватил ее затылок и осторожно притянул еще ближе к себе. Нервы ее были напряжены до предела, но она все же протестующе подняла руку к его груди.

– Мерфи, -

– Я всего лишь хочу поцеловать вас, - прошептал он.

Какое тут могло быть "всего лишь"?

Не сводя с нее прямого, недвусмысленного, горящего взгляда, он потянулся к ней ртом, и в следующий же миг утонула она в сверкающей, бездонной синеве его глаз, - оглохла, ослепла и онемела.

Легким шепотком, едва предвещающим близость, соприкасались поначалу их губы. Он придерживал ее так, словно готов был закружить с нею в танце. Ей же казалось, что земля уходит из-под ног, - таким сладким и упоительным явился первый поцелуй.

Он оторвался от ее губ, и - не успела она ахнуть - принялся медленно, чувственно покрывать поцелуями ее лицо: щеки, виски, веки... От неспешного такого странствия его колени у нее ослабли, сладкая дрожь пробежала по ногам вверх, и когда во второй раз накрыл он ее уста поцелуем, она едва не задохнулась.

Более проникновенно теперь, и также не спеша. Губы ее разомкнулись, выпустив навстречу ему слабый гортанный стон. Рука скользнула вверх по его плечу, судорожно вцепившись в него, и тут же безвольно повисла. Пахло лошадьми, травами, и еще чем-то, похожим на зарницу в небе.

"Он вернулся", - это все, что успела она подумать, и впала в забытье.

Она была всем, чего только мог он желать. Держать ее в объятиях, как сейчас, чувствовать в ней такую же томительную дрожь, что пронзала его самого - что могло сравниться с этим?

Ее уста, казалось, были созданы для того, чтобы слиться с ним воедино; а вкусы, что таили они в себе, были спелыми, глубокими и таинственными.

Но довольно. На сей раз довольно; податься назад, смириться с ноющей болью, какую, бывает, причиняет недолеченный зуб.

Он уже видел, что будет дальше; чувствовал, как будет лежать с нею в теплой траве, подмяв под себя - тело к телу, плоть к плоти; как плавно, горячо и неистово будет извиваться она под ним, и как, после долгой-долгой прелюдии, он, наконец, глубоко погрузится в нее.