Нора Робертс. "Рожденная в грехе"

– Вы задержитесь дольше, - безмятежно ответил он, не отрываясь от еды.
– Проблемы и чувства, что привели вас сюда, еще не выяснены. И вы ни разу не спросили о Томе Конкенноне.

Взгляд ее посуровел: - Что вы знаете о моих чувствах.

– Знаю кое-что. Но, коль скоро вам неприятно, не будем сейчас об этом. И все же, вы останетесь, Шаннон, потому что должны взглянуть фактам в лицо. Многое простить. Вы не трусиха, сил и мужества у вас хватит.

Шаннон злилась: он разглядел в ней то, в чем и себе-то она не решалась сознаться. Она разломила пирог, из тех, что были поданы на стол, - от него пошел пар.

– Останусь я на неделю или на год, - это здесь роли не играет.

– Здесь все играет роль, - мягко проговорил он.
– Блюдо вам угодило?

– Оно потрясающее.

– Вы еще рисовали сегодня, когда я ушел?

– Да, я...
– Она проглотила очередной кусочек и махнула вилкой в сторону Мерфи: - Но вы сменили тему.

– Какую тему?

– Вы прекрасно знаете, какую, но мы с вами выясним все здесь и сейчас. Я не желаю, чтобы меня охаживали, неважно кто. Не знаю, как здесь у вас, но там, где живу я, женщины независимы, равноправны с мужчинами.

– У меня есть кое-какие соображения по этому поводу, - он неспешно поднял свой бокал, отпил, раздумывая над дальнейшими словами.
– Отчасти верно, что настоящему ирландцу, в принципе, сложно воспринимать женщину на равных. Последние поколения стали понемногу менять свои взгляды, но это долгий процесс, - он отставил вино и вновь принялся за птицу.
– Многие, я бы сказал, мужланы, категорически не согласились бы со мной, вот только все годы я немало читал и размышлял на эту тему. Уверен, что женщина равноправна с мужчиной в том, что он может иметь, чем заниматься.

– Какое великодушие, - буркнула Шаннон.

Он лишь улыбнулся.
– Своего рода компромисс для человека, воспитанного в моем духе. А вообще, по правде говоря, не знаю, как бы я отреагировал, вздумайте вы охаживать меня.

– Не вздумаю.

– Ну вот, - он махнул рукой и тихо улыбнулся, - она словно предоставила ему право решать.
– А я, охаживая вас, и не умаляю ваших прав, и не расширяю своих. Всего лишь взял инициативу на себя, скажем так. Вы прекраснейшее существо, что я когда-либо встречал, а за свою жизнь мне посчастливилось видеть немало прекрасного.

Пытаясь скрыть смущение от охватившей ее радости, она опустила глаза в тарелку. Должен быть способ справиться с этим всем, и с ним тоже. Надо только постараться.

– Я так польщена, Мерфи. Как и любая на моем месте.

– Вы были не просто польщены, Шаннон, когда я целовал вас. Мы оба знаем, что из этого следует.

Она ткнула вилкой цыпленка.
– Ну, хорошо, я увлеклась. Вы привлекательный мужчина, не без обаяния. Но если бы пришлось выбирать, продолжать в том же духе или нет, я бы не стала.

– Да ну?
– Господи, разговаривать с нею - одно удовольствие.
– Почему же, позвольте спросить, когда вас тянет ко мне так же, как и меня к вам?

Она обтерла влажные ладони о салфетку.
– Да потому что здесь явное недоразумение. Мы смотрим на это с разных углов, которым никогда не сойтись. Вы мне нравитесь. Вы интересный мужчина. Только я не стремлюсь заводить роман. Один недавно прервала, какое там! Почти помолвлена была.
– Она так разошлась, что наклонилась вперед и с самодовольной улыбкой завершила: - Я спала с ним.

Мерфи только бровью повел.

– В прошедшем времени. Этим все сказано. Вы, должно быть, питали к нему чувства.

– Разумеется. Я не прыгаю в постель к незнакомцам, - услышав себя, она сердито выдохнула. Как ему удается вытянуть из нее все это?

– Что было, то было. У меня были чувства к одной-двум женщинам, с которыми я спал. Но ни одну до вас я не любил.

От испуга она побелела как полотно.
– Вы не любите меня.

– Полюбил в тот миг, когда увидел, - так просто, спокойно промолвил он это, что она поверила, на какое-то мгновение, почти поверила.
– Точнее, еще раньше. Я ждал вас, Шаннон. И вот вы здесь.

– Этого не может быть, - произнесла она дрогнувшим голосом и резко встала из-за стола.
– А теперь, слушайте. Выкиньте из головы всю эту бредятину. Со мной это не пройдет. Вы идеализируете картину. Рисуете в своем воображении. Единственное, к чему это приведет - мы оба окажемся в дурацком положении.

Он зловеще сощурил глаза, но Шаннон разгорячилась так, что не уловила произошедшей в нем перемены.
– Так значит, моя любовь к вам - дурость.

– Не передергивайте мои слова, - она разозлилась вконец.
– И не пытайтесь выставить меня ничтожеством только потому, что охаживание меня не интересует. Господи, охаживание, слово-то какое!

– А вы бы, какое предпочли?

– Никакое. Я бы предпочла - и была бы вам признательна - если бы эту тему вы оставили вообще.

Мгновение он сидел молча, пытаясь обуздать нарастающий гнев.
– Потому что вы не питаете ко мне чувств.

– Вот именно, - это была явная ложь, и потому голос ее стал резким, когда она продолжила.
– Вы и впрямь вообразили, что я покорно впишусь в ваши планы, какими бы нелепыми они ни были? Выйти замуж за вас, жить здесь! Жена фермера, о Боже! Я похожа на жену фермера? У меня карьера, жизнь!

Он так резко метнулся к ней, - она лишь судорожно глотнула воздух, - и цепко схватил ее обеими руками за локти. Лицо его потемнело от бешенства, эмоции перехлестывали через край.

– А моя жизнь недостойна вас?
– взревел он.
– Все, что у меня есть, все, для чего я тружусь, я сам - все это слишком мелко для вас? Достойно презрения?

Сердце ее, как у кролика, билось неровными и частыми скачками. Она только качнула головой. Кто бы подумал, что у него такой буйный нрав?

– Допускаю - вы не знаете о том, что любите меня; не можете разуть глаза на то, что мы предназначены друг другу. Но я не позволю вам принижать мое достоинство и с презрением отвергать все, за что я, мой род, боролись веками.

– Я не это имела в виду...

– Вы думаете, землица стоит себе здесь, как картинка, и только ждет, чтобы с нее пожинали плоды?
– Свечи отбрасывали тени на его лицо, и, несмотря на зловещее выражение, усиливали его притягательность.
– Невозможно измерить, сколько крови и пота пролито за нее. Содержать такую землю нелегко, но и просто содержать - недостаточно. Если гордыня не позволяет вам считать ее своей, вам должно быть стыдно.

Дыхание ее то и дело сбивалось. Пришлось сделать усилие, чтобы глубоко вдохнуть.
– Вы делаете мне больно, Мерфи.