Нова и Куинтон. Без сожалений

Я держу доску на месте, пока он вбивает в нее несколько гвоздей, затем опускает пистолет и поднимает бутылку с водой.

– Хорошо, - говорю я, отходя от приколоченной доски. Вокруг нас несколько голых бревен, но вскоре мы поднимем гипсокартон и утеплитель, чтобы возвести стены. Это удивительная вещь, и я рад быть частью этого.

– Мой отец переезжает в Вирджинию примерно через неделю, и мне негде остановиться, потому что он продает наш дом.

Он отпивает воды, я сажусь на пол и достаю пачку сигарет из кармана.

– Почему бы тебе просто не поехать с ним?
– спрашивает он.

– Из-за всего этого, - извлекаю сигарету из пачки, жестикулируя в сторону частично построенного дома.

– Я не хочу бросать все это.

Он садится на пол рядом со мной и вытягивает ноги перед собой.

– Ты же знаешь, что можешь это делать где угодно? Ты даже можешь заниматься другими делами, и все равно получить такой же опыт.

– Да, но...
– кладу сигарету в рот и достаю зажигалку из кармана.
– Мне здесь комфортно, - держу сигарету за фильтр.
– И мне нравится, как обстоят дела здесь.
– закуриваю сигарету и вдыхаю, прежде чем выпустить дым. Часть меня хочет убежать и позвонить Нове, которая постарается подбодрить меня и найти решение, вместо того, чтобы сказать, что мне следует поехать с отцом. И она, наверное, могла бы даже помочь мне разобраться с тем, чтобы снять фотографии. Успокоить меня. Позволить увидеть вещи в другом свете - более радужном. Потому что после ее слов многие вещи кажутся в десять раз легче.

Уилсон делает еще один глоток воды, прежде чем закрутить крышку.

– Ладно, у меня есть одна идея, посмотрим, что ты на это скажешь, - он поднимается на ноги и опускает воду, прежде чем снова взять молоток, - почему бы тебе не пожить со мной немного? По крайней мере, пока не встанешь на ноги.

Бросаю на него удивленный взгляд.

– Ты серьезно предлагаешь мне жить с тобой?

Он пожимает плечами, поправляя шнур от пистолета, который зацепился за доски.

– Конечно, почему нет?»

– Потому что это было бы странно, - подчеркиваю я. -Когда твой сосед - двадцатилетний бывший наркоман.

– Ну, так как я тридцатипятилетний экс-наркоман, я не думаю, что это слишком большая проблема, - говорит он.
– Кроме того, я в любом случае там почти не бываю.

Поднимаюсь на ноги, пальцем стряхивая пепел с сигареты.

– Почему?

– Потому что я много путешествую, чтобы этим заниматься, - он показывает рукой на стройку, где вокруг нас раздаются звуки молотков и электроинструментов, - на самом деле, ты тоже так можешь. У тебя будет место, где жить, пока мы в дороге, а когда ты здесь, ты можешь остаться у меня, пока не будешь готов найти свое собственное место, - он указывает пальцем на меня.
– Как тебе идея?

На секунду я действительно задумываюсь над этим. Просто уехать. Оставить все. Забыть обо всем и работать над собой, помогая другим. Мне придется попрощаться со многими вещами, хотя, я не уверен, что готов к этому, поскольку час назад я чуть не сломался, прощаясь с фотографией.

Кладу сигарету в рот и медленно затягиваюсь перед выдохом.

– Кажется, по твоим словам, так легко взять и уехать.

– Ну и что? Разве это не может быть легко?
– спрашивает он, приставляя пистолет с гвоздями к доске, - жизнь будет неправильной, если она не сложна?

– Она не должна быть легкой для меня, - говорю я, -она должна быть трудной и полна борьбы, чтобы заплатить за то, что я...

И я замолкаю, не желая идти по этому пути прямо сейчас. Это странно, но единственный человек, с которым я действительно поговорил об этом - Нова, что думаю, многое говорит о... о том, что я чувствую к ней.

Забив несколько гвоздей в доску, он кладет пистолет на пол:

– Знаешь, я прошел весь этот путь самонаказания, желая отплатить за то, что сделал и медленно мучая себя, - говорит он, - но неужели, ты действительно хочешь быть снова бездомным? Жить на улице в такой мороз? За мусоркой или в притоне с кучей других наркоманов? С дырами в стенах. Делая Бог знает что? Нюхать? Или колоться? Без разницы, что бы это ни было.

Я ненавижу, как иногда он бывает прям, и образы, которые он ярко рисует, заползают под мою кожу.

– Нет, но если я в конечном итоге окажусь там, значит, я этого заслуживаю... вот почему это не работает для меня, - бросаю сигарету на землю и тушу кончиком ботинка.

– Я никогда не смогу многого заслужить, но я буду стараться, чтобы продолжать платить всем, пока не умру снова, - наклоняюсь, чтобы поднять молоток, понимая, что я проговорился о том, что он еще не знал.

– Подожди. Что значит снова?
– он ждет, чтобы я объяснил, но я вместо этого поднимаюсь и забиваю гвоздь, который не обязательно должен быть забит.

– Ты умер на месте происшествия?
– спрашивает он, и я сильнее бью молотком по дереву.

– Куинтон, поговори со мной.

Мое сердце пропускает удар, когда я несколько раз вколачиваю молотком гвоздь.

– Да, и что с того?
– пожимаю плечами, как будто это небольшое дело, хотя желание найти забытье бьет меня сильнее, чем когда-либо, - дерьмо случается.

– Дерьмо случается?
– он изумлен, стоя там с гвоздевым пистолетом в руке, готовый бросить его, - Куинтон, ты ходячее чудо.

Чудо? Чудо? Он что, блядь, издевается? Один фунт. Два. Три. Гвоздь заходит так далеко, что дерево начинает раскалываться вокруг него. Но я не могу остановиться, пока он не перестанет говорить.

– Ага, попробуй сказать это родителям Лекси, - говорю я, вытирая пот со лба рукой, а затем перехожу к другому гвоздю, - или Райдер. Они скажут тебе, насколько ты бредишь.

Он качает головой, а затем хватает меня за руку, когда я отворачиваюсь, пытаясь снова ударить по гвоздю.

– Куинтон, ты не можешь ожидать, что они будут думать по-другому, - говорит он, глядя мне прямо в глаза, - они потеряли своих детей и, вероятно, никогда не простят тебя.

Его слова резкие и острые, как осколки, которые разрезали мою грудь и чуть не убили меня.

Я выдергиваю руку. Я не злюсь на него, но во мне столько паники и муки, что я не могу найти другого выхода, кроме как повысить голос на него.

– Я должен сказать им, извиниться, по крайней мере... я никогда не делал этого.

– Не думаю, что тебе следует, пока ты не разберешься с тем, что, вероятно, произойдет после того, как ты это скажешь, - объясняет он, когда я бросаю молоток на землю, - думаю, что тебе лучше работать над тем, чтобы простить себя, потому что это все, что ты можешь сделать, и жизнь станет легче, когда это произойдет. Все должно закончиться хорошо.

Скрещиваю руки на груди, желая свернуться калачиком и стереть последние несколько минут, вернуться домой и повесить фотографию обратно на стену.