Новая жизнь

Выпили… Закусили печеньем. Разговор пошел веселей…

— Я вчера на станцию бегала, — рассказала Аннушка. — Телефонировала в город, на почтамт. Там Маша работает… да-да, она у нас эмансипе. Сказала, чтоб предупредила всех наших…

— Хорошо, — ответил доктор, вспоминая Машу — видел ее на собрании в школе.

Быстро договорились — если вдруг Заварский объявиться, Анна немедленно сообщит о нем доктору. Сам же Артем уже для себя решил не церемониться и просто выдать террориста полиции. Типа, узнал по приметам. Выдать не охранке — Гробовскому — а именно что полиции — становому приставу, уряднику… кому угодно.

Кстати, новый, назначенный вместо убитого, пристав, кроме поимки террористов, еще занимается и расследованием пожара — губернатор же приказал! Не далее, как вчера заходил в больничку и обещал наведаться еще. Высокий, приятный с виду брюнет, в чине штабс-капитана. Бывший фронтовик, изрядно подраненный в ногу — прихрамывал. Звали его Петр Николаевич Лаврентьев.

— А чай-то остыл! Сейчас подогрею…

Анна принялась чиркать спичками, на вот примус что-то никак разгорался, а лишь злобно фыркал и шипел.

— Оп! — покривив губы, развела руками учительница. — А керосин-то, похоже, кончился… Я сейчас, в лабаз.

— Сиди! — Иван Палыч указал на поставленный у порога бидон. — Мне самому за керосином надобно. Заодно и тебе возьму.

— А тебе дадут? Воскресенье ж… А мне, как учительнице, откроют!

— И уж, тем более — доктору! — хмыкнув, молодой человек принялся надевать плато. — Ты, Аннушка, жди, я скоро. Давай свой бидон. И ни о чем таком страшном не думай!

Снаружи донесся вдруг звон церковного колокола. Кончилась служба… Эх! Так и не заглянул… Анна же, хоть и считала себя атеисткой, в храм Божий все же заглядывала… правда, нечасто.

* * *

Лабазник, что торговал керосином, жил в самом же лабазе, на втором — бревенчатом — этаже, и как раз вернулся из церкви.

— Парфен Акимыч, добрый день!

— А! Здравствуйте, дохтур… Что-то я вас в церквы-то не видал?

Пафен Акимыч, кряжистый крепкий мужик лет шестидесяти, до самых глаз заросший пегой густой бородой, был в Зарном церковным старостой. Потому и интересовался…

Пришлось соврать, чтоб не цеплялся:

— Да я в городе, в храм заходил…

— У нас тоже красиво, благостно… Вам керосинчику?

— Да не худо б.

— Сейчас… лабаз-от окрою — налью… Давайте свои бидоны! Да вы проходите, чего стоят у порога.

Первый этаж строения был сложен из камня. Внутри стояли большие бочки — деревянные и металлические. Пахло дегтем. На полках виднелись куски мыла, веревочные связки, хомуты.

— Ага… Накачал!

Ударил в лицо резкий запах керосина.

— Парфен Акимыч… — вдруг спросил Артем. — А у тебя, случайно, Яким Гвоздиков керосин не покупал? А то мне должен.

Лабазник ухмыльнулся и почесал живот:

— Должен, так отдаст. Но, ему напомнить надо. А керосин у меня все берут! У кого ж еще-то? Брал и Яким… Я еще удивился — обычно мать его, Лукерья, приходит… А тут — он! Заполошно так заскочил… Выпимши, да-а. С ним еще парни были — не наши, из города. Бидон казенный купил — забыл, грит, свой бидон-то.

— А когда это было-то?

— Да уж и не вспомнит… Но, до Казанской — точно!

Совпадает! Как раз в тот вечер. Перед самым пожаром! Однако, вот и свидетель… ага-а…

— Только вы, Иван Палыч, особо-то на Якима не надейтесь, — уже на выходе охолонул Парфен. — Его уж с Казанской никто на селе не видал. Лукерья сказала — в город подался. Зазноба там у него! Ну-у, дело молодое, а Яким — парень видный…

На обратном пути доктор вдруг встретил Аглаю. Со слезами в глазах, простоволосая, в распахнутой телогрее, она, похоже, бежала в больницу и, завидев доктора, зашлась в рыданиях.

— Что случилось? — поставив бидон на обочину, Артем обнял девчонку за плечи. — С матерью что-то? С братишкой, с сестрами?

— Ив-ва-ан Палыч… Урядник заходил, у-у-у… С саблей! Грозился меня упечь…

— Да перестань ты рыдать! Говори толком.

— Так я и говорю… у-у-у…

Информацию пришлось вытаскивать клещами. А ведь Аглая всегда была говорливой девчонкой.

Прошло минут пять, а то и все десять, когда доктор, наконец, уяснил, что же все-таки произошло. Да, в избу к Аглае заглянул помощник станового пристава — урядник, казачий унтер-офицер. С тем, чтобы завтра же Алгая предстала перед следствием по делу о поджоге больницы.

— Сказал — за печкой недосмотрела… вот и… А я ведь… я всегда… Ой. Ива-а-ан Палыч!

— Так, Аглаюшка… Слушай меня! — доктор тряхнул девушку за плечи. — Сейчас же иди домой и ничего не бойся! А к приставу мы завтра вместе пойдем. Еще поглядим, что он там тебе предъявит… и на каком основании!

— Ой, Иван Палыч… вместе? Прям камень с души…

— Вместе, вместе. Не думай, одну я тебе не оставлю. А к приставу… к приставу еще и сегодня зайду! Да застегни ты телогрею — просудишься!

* * *

В больничке доктора ожидала телеграмма из управы.

' И тчкъ П восклъ. знакъ. Срочно прiнiмайт? выездъ тчкъ з?мскыя управа'

Хм, срочно… Однако, выезд же! Не обманул, значит, генерал-губернатор, посодействовал. И быстро-то как! А мы еще на бюрократию обижаемся.

— Почтальон сказал, — вчера еще пришла, вечером, — заглянув в смотровую, пояснил Сергей Сергеич. — А принесли вот, только что…

— Что ж, завтра после обеда съезжу, заберу! — Иван Палыч покачал головой и хмыкнул. — Лошадь при больнице будет, коляска… Все не пешком! Эх, еще бы конюха бы!

Да, и как этой лошадью управлять?

— Сергей Сергей… А ты с лошадьми когда-нибудь управлялся?

— Конечно! Как-то и при обозе был…

— Ну и как там… управлять-то? Я вот никогда не сталкивался.

— Так дело-то, Иван Палыч, нехитрое! Справитесь — я научу.

В городе завтра еще одно дело. Где может скрываться Заварский? У кого-то из парней — маловероятно, те живут с родителями. А вот Маша — та самая пухленькая революционерка-эмансипе — работает телефонисткой и снимает квартиру в городе. Поговорить с ней? Только так, осторожно… Уж слишком восторженно она смотрела на беглого каторжника на тех собраниях, будь они неладны!