Новичкам везет

В конце концов Дария открыла рот:

– В первую минуту, когда иголки вошли в тело, мне показалось, что они точь-в-точь как мама.

– Ну, как Дария? – спросил Терри перед сном, когда они уже лежали в постели.

Мэрион поднесла его руку к губам и поцеловала.

– Ты можешь чем-нибудь помочь? – заботливо осведомился муж, и Мэрион улыбнулась в полутьме, когда его рука двинулась вниз по бедру. Он притянул ее поближе, готовый защитить от всех опасностей. Как же она его любит! За немой разговор в постели, за слова, за улыбку, за касание, за то, что он все понимает.

Она прижалась к мужу – в ответ на жест, а не на слова. У него в глазах засветились довольные огоньки.

Мэрион и Терри встретились на свадьбе подружки Мэрион по колледжу. Тридцать с лишним лет назад. Она летела на Западное побережье, в город озер и горных вершин. Ничего подобного она раньше не видела. Подружка сидела рядом и волновалась – а стоит ли вообще замуж выходить, а если стоит, то за этого ли? Казалось, вроде хорошая идея, совершенно же непонятно, что делать после окончания колледжа. А теперь будущее вдруг стало похоже на толстенный учебник, только что выданный испуганному первокурснику. Но Мэрион и остальные подружки в самоуверенной незамужней наивности успокоили невесту и довели-таки до алтаря. Там пару и обвенчали, правда, через десять лет супруги благополучно развелись.

Но кто же может знать заранее? Выходя из церкви, Мэрион увидала парня, который почему-то не сводил с нее глаз. И ее просто потянуло к этому взору. Немалого труда стоило удержаться, чтобы сразу не взять его за руку, забыв про все.

Тридцать три года, трое детей, четыре собаки, тысяча триста тридцать пять сковородок субботних оладушек спустя им еще есть о чем поговорить.

А ведь бывает совсем иначе. Они с Терри видели столько пар, распадающихся, стоит только детям вырасти. Выходит, что только бесконечные потребности отпрысков и связывали две лодки – две жизни – вместе. А без детей обоих так легко уносят течения, о которых они и не подозревали. Тихо, неспешно, но каждого в свою сторону. То ли ты никак взгляда не оторвешь от уже давно уехавшего сына, то ли на полную катушку увлечешься работой, о которой всегда мечтала, то ли заглядишься на грациозную фигурку нового знакомого – все что угодно, только подальше от супруга или супруги.

– Ну что, получила от Дарии полезный совет? – Терри нежно поглаживал ее по спине.

И вот в такую несусветную, невозможную жару Сиэтлу вздумалось устроить съезд татуировщиков. Чего еще ждать от Сиэтла? С Мэрион градом лился пот, и это в десять утра. Она надела длинную юбку, чтобы хоть ноги прикрыть. С первозданной белизной рук ничего не поделаешь, для длинных рукавов слишком жарко. Как бы ни хотелось изобразить, что у тебя есть секреты, сегодня не до тайн – голые руки громче громкого расскажут, что ты сторонний наблюдатель, зевака.

Из объявления не вполне понятно, где же все-таки будет съезд, все больше намеками, без точного адреса, но где-то в самом центре Сиэтла, в одном из тех зданий, что остались с шестидесятых от Всемирной выставки. Здесь смешались парки, фонтаны, опера, балет и многочисленные театры. Мэрион все никак не могла отыскать нужное место.

Навстречу ей шел молодой парень – черно-оранжевый тигр скалится с обнаженного бицепса. В ушах новомодные туннели. Интересно, если сквозь эти огромные круглые дырки посмотреть, покажутся ли удаленные предметы ближе, как в телескопе? Неудобно как-то заглядывать. Молодой человек неуверенно озирался.

– Ищете съезд татуировщиков? – поинтересовалась Мэрион.

Он глянул на нее, но не с ожидаемым сарказмом, не с циничной усмешкой – вот, новичок попался, а просто с любопытством:

– Ага. А вы знаете, куда идти?

– Нет. Надеялась, вы знаете дорогу.

– Приятель должен знать. Он небось уже там, но я не могу дозвониться. Там всегда шумно.

Теперь они оглядывались по сторонам вместе.

– Может, вот туда? – Мэрион указала на несколько низеньких домиков за зеленой лужайкой, зажатых между внушительным зданием оперного театра и стадионом.

Парень кивнул и зашагал вслед за ней.

– Собираетесь сделать татуировку?

– Просто изучаю. Статью пишу.

– Вы литераторша?

– Журналистка.

– Слова, слова, слова.

Легкая походка, широкий шаг. Они пересекли лужайку, прошли мимо толпы туристов в шортах и бейсболках, мимо детишек, плещущихся в фонтане.

– Так вы, наверно, хотите знать, зачем мне это понадобилось?

Они уже были совсем рядом, чудовищно громкая музыка проникала даже сквозь стены здания.

– Да.

– Необратимые решения полезны для души, дорогая писательница.

Он отсалютовал ей и растворился в толпе себе подобных. Здесь татуировка – самый лучший камуфляж.

Мэрион всегда восхищала не столько сама татуировка, сколько содержащееся в ней послание – иногда очевидное, наотмашь, прямым попаданием, иногда таинственное, прикровенное, на секунду выглядывающее из-под задравшегося рукава рубашки или взметнувшейся юбки. Бывает татуировка-приглашение – виноградная лоза, надпись на неизвестном языке, вьющаяся пониже спины и исчезающая под эластичной резинкой. Такие она видела у женщин на занятиях йогой. Бывает татуировка-предупреждение – вопящий череп, а то и сам дьявол. Говорит сама за себя – как вздыбившаяся шерсть на собачьем загривке. Встречаются памятки путешествий, наградные знаки и воспоминания об ушедших – продукты с давно просроченной датой, залежавшиеся на магазинной полке.

И наконец – наколки с именами и рисунки, вызывающие только сожаления, ставшие со временем грустным напоминанием о том, что все в жизни подвержено переменам. Ей это ни к чему, вот и остается жить да поживать без вечной наколки на память. А то будет как в колледже. Шел второй год учебы, и ей вдруг попался на глаза рассказик, написанный в первом семестре. Она страшно обрадовалась, увидев заголовок, даже на шрифт было приятно смотреть, сразу вспомнилось, как герои раскрывали перед ней душу, как потоком лились слова – прямо на бумагу. Начала читать – о, ужас, до чего же незрело, совершенно по-детски. Порвала рассказик, с облегчением вспомнив, что никто, кроме профессора и двух-трех подружек, его не видел. Целый год ничего не писала, парализованная страхом будущего. Как она сама будет это читать? А уж другие-то! Прочтут и поймут, какой она раньше была. А она уже совсем другая! Только чернила просохли, она, глядь, уже изменилась.

Журналистика помогла справиться со ступором, теперь получалось не только писать, но и еще и деньги этим зарабатывать – вот уже тридцать с лишним лет. Статья – словесная фотография – словно застыла во времени, и ничего, что с годами пожелтела. Очень многие так считают. Пусть журналистская писанина потом исчезнет – это в порядке вещей, главное, что сегодня про нее кто-то думает, а значит, завтра напишется еще лучше. Она – летописец повседневности.

Ладно, ручка и блокнот на месте. И Мэрион смешалась с толпой, валом устремившейся внутрь.

Там, снаружи, остались туристы в шортах, сжимающие потные ладошки капризных отпрысков. А внутри, в тускловатом свете, реальность вдруг сменилась фантасмагорией, пещерой, заполненной сюрреалистичными созданиями. Горячие тела, влажный воздух дрожит от басовых вибраций музыки, визжат татуировочные машинки. Черно-красное тело паука, ножки острыми крючочками цепляются за паутину на предплечье. По плечу летит звездный дождь. Во всю ширь незагорелой спины раскинула крылья летучая мышь. Обнаженное тело, руки и ноги кишат наколками, но рисунок резко останавливается у ладоней, ступней и лица – нетронутых, спокойных. Уголком глаза Мэрион заметила еще одно тело, сквозь него проступали мышцы и кости, да так натурально, что она даже подошла поближе – проверить. Мужчина заметил ее взгляд и по-кошачьи ухмыльнулся.