Новые приключения князя Андрея в России 1806

— Не надо, не вини себя, — прошептала Маша.

А мадемуазель Бурьен, которая тоже шла рядом, не знала, что и сказать. Андрей же не мог не оценить, как сестра старалась его поддержать морально. И эта ее искренняя попытка была важна для него. Ведь он лишний раз смог убедиться, что Маша была его настоящим другом. Они недолго шли среди могил от своей кареты к большому и красивому зданию деревенской церкви, построенному на средства старого князя. Когда они вошли внутрь, свечи горели мягким светом, создавая атмосферу умиротворения. А справа от церковного алтаря сверкала свежей позолотой маленькая часовенка над могилой умершей молодой княгини.

В церкви шла служба, кого-то отпевали, и прихожане со всех сторон кланялись княжеской семье, а поп читал молитвы, помахивая кадилом. И потому никто уже не мог бы сказать, что князь Андрей совсем не скорбел по умершей супруге, тем более, что он преклонил колени прилюдно и долго крестился перед статуей ангела, которую поставили на могильную плиту внутри часовенки в качестве памятника. Его поза, склонившаяся перед могилой жены, казалась всем свидетельством глубокой скорби, но только ему одному было известно, что в его сердце царила пустота. В воздухе витали ароматы воска и ладана, создавая атмосферу священного покоя, когда князь Андрей наконец-то поднялся с колен, но продолжал креститься еще какое-то время для закрепления внешнего эффекта, стоя среди прихожан и ощущая на себе взгляды, полные сочувствия.

Служба продолжалась, и он вновь склонил голову, напоминая себе, что должен быть примером для остальных. Ведь все присутствовавшие, конечно, смотрели на князя. А он, играя свою роль на публику, в глубине души прекрасно понимал, что его скорбь не была искренней. Он не знал, какие чувства лучше изображать: потерю, боль души или, может быть, страх перед тем, что отныне его жизнь будет другой, без присутствия этой Лизы. И, пока вокруг него читали молитвы, он оставался отстраненным, словно отгороженным невидимой преградой от остальных, наблюдая за тем, как жизнь вокруг продолжает течь, и ощущая свою отрешенность от этой реальности 1806 года, словно бы он сам, как тот ангел из белого мрамора, изготовленный где-то в далекой Италии, был здесь чужеродным элементом.

Андрей ловил себя на том, что мысли его блуждают далеко от этой церковной службы. Он почему-то вспоминал другую женщину, свою бывшую любовницу Иржину, с которой он поступил не слишком красиво. Ведь он не только бросил ее в Моравии в трудный для нее момент, а даже позволил сослать ее в монастырь. И он чувствовал за это вину до сих пор. Потому, наверное, пустота заполнила его душу до самых краев, пока он разыгрывал весь этот спектакль скорби и страданий по умершей жене того человека, в теле которого он теперь жил, но которым не был тогда, когда тот сочетался браком с покойницей Лизой.

Князь Андрей стоял в тени высоких колонн, отголоски церковного хора доносились до него, словно далекие волны, разбивающиеся о камни. Он пытался сосредоточиться на молитве, но мысли его, как непослушные птицы, разлетались в разные стороны. Взгляд его скользил по стенам, украшенным иконами, но внутренний мир оставался мрачным и пустым. Перед его глазами снова и снова возникал образ Иржины — женщины, чья красота и ум однажды пленили его сердце.

И мысли об Иржине не отпускали его, как будто в наказание за то, что обстоятельства отняли у него возможность хотя бы как-то загладить свою вину перед баронессой. Теперь, когда он находился в этом храме, демонстрируя окружающим скорбь и смирение, он не мог избавиться от чувства, что сам стал жертвой своих собственных решений. Словно это было его собственное сознательное предательство. И он никак не мог простить себя за тот шаг, который навсегда разорвал их с Иржиной судьбы. Служба продолжалась, но ему казалось, что время замедлило свой ход. И он чувствовал, как его сердце сжимается от тоски по этой женщине. И этот груз давил на него, словно бы он невольно сделался узником воспоминаний о баронессе из Моравии, о которой он, вообще-то, старался не думать в последнее время.

А тут, внутри церкви у могилы Лизы, эти воспоминания, как нарочно, нахлынули вновь, царапая душу Андрею. И полузабытый образ Иржины становился снова все более четким в его сознании, а вместе с ней перед глазами вставали образы его погибших солдат. Силясь отогнать наваждение, Андрей вновь перекрестился, взглянув на иконы. И в святых ликах он увидел не только страдание, но и надежду, подумав, что, возможно, искупление для него сейчас не в том, чтобы исправить содеянное, а в том, чтобы научиться жить с этим дальше, понимая собственную человеческую слабость, ведь любовь, даже потерянная, всегда оставляет шрам в душе.

Выходя из церкви, княжна Марья и Амели Бурьен тихо обсуждали статую ангела над могилой Лизы, чьи черты, по их мнению, были настолько похожи на покойницу, что казались живыми. Но, князь Андрей так не считал. Он долго смотрел на статую, разглядев ее во всех подробностях, пока молился с ней рядом, но в его сердце она не вызвала ни единой эмоции. Этот ангел с безмятежным выражением лица был лишь изваянием, не способным понять чувства людей.

— Как вы можете говорить о сходстве? Это лишь камень, и в нем нет души! — произнес он, не удержавшись от резкости, когда девушки обратились к нему, чтобы узнать его мнение.

Марья, слегка смутившись, опустила взгляд, а Амели, едва сдерживая улыбку, попыталась перевести разговор на другую тему. Но, князь Андрей, чувствуя, как внутри него все еще присутствует глухая тоска по Иржине, вновь замолчал. Он понимал, что его молчание и его холодность воспринимаются окружающими, как знак скорби, и это было единственным, что могло его сейчас спасти от лишних вопросов.

Глава 8

В последующие дни в Лысых Горах развилась бурная деятельность. Крепостные мужики под руководством архитектора Михаила Ивановича начали расчищать площадку под строительство завода в паре верст от барской усадьбы. Николай Андреевич по такому поводу даже не пожалел участок, заросший лесом, где повелел произвести вырубку и поставить лесопилку, чтобы изготавливать на месте доски, которые пригодятся в предстоящем строительстве. А в овраге по соседству давно уже были обнаружены залежи глины, пригодной для производства кирпичей. И потому старый князь, вспомнив об этом, приказал еще и кирпичный заводик организовать, чтобы почти весь необходимый строительный материал для возведения оружейного предприятия производился на месте.

Тем самым, отставной генерал-аншеф собирался не только сэкономить, но и планировал наперед после окончания строительства оружейного завода продавать доски и кирпичи соседям, получая с этого прибыль. И это, на первых порах, по его мысли, должно было существенно покрыть издержки, которые будет приносить изготовление опытных образцов оружия поначалу. Николай Андреевич не просто так баловался высшей математикой. Считать и просчитывать все заранее он умел отлично. И князь Андрей, глядя на рациональный подход к делу, демонстрируемый стариком, не мог про себя не отметить, что отец, хоть и князь, а талант предпринимателя в нем проявляется не хуже, чем у любого матерого купчины.

Вскоре воздух над местом предстоящего строительства наполнился ароматами смолы и хвои свежесрубленных деревьев, а также глиняной пыли там, где крестьяне разрабатывали площадку под производство кирпичей. Михаил Иванович почти постоянно находился на объектах строительства. Пожилой архитектор регулярно сверял свои чертежи с тем, что начинало строиться на местности. Он руководил процессом с энтузиазмом. И его уверенный голос раздавался среди глухих стуков лопат и топоров. А крепостные трудились в охотку, поскольку обещана была плата, да и понимали они, что принимают участие в создании чего-то нового и необычного, чего в Лысых Горах никогда не было прежде.

А Николай Андреевич, внимательно наблюдая за работами по несколько часов ежедневно и раздавая указания, обнаруживал в себе все больше способностей к предпринимательству. Он хорошо понимал, что каждое дерево, срубленное в лесу, из которого сделают доски, и каждый пуд глины, из которой сделают кирпичи, предназначались для будущего успеха всего предприятия, которое, развиваясь, потянет за собой и развитие всего этого края русской глубинки. Он уже мечтал о том, как через несколько лет его новый оружейный завод и сопутствующие предприятия станут центром притяжения для всей деловой жизни губернии, а то и округа. А у крестьян и купцов его имя будет ассоциироваться с процветанием и благополучием.