Новые приключения князя Андрея в России 1806

— Я понимаю, отец, — сказал молодой князь, стараясь говорить спокойно. — Но, возможно, именно сейчас, когда мы сталкиваемся с новыми вызовами со стороны французов, нам нужно не только чтить традиции, но и быть готовыми к переменам. Я не оспариваю вашего авторитета, но, возможно, настала пора рассмотреть и новые идеи, которые могут укрепить положение нашего Отечества. Война с Францией отнюдь не окончена.

Старый князь, услышав эти слова, нахмурился. Его взгляд стал более настороженным, и он, казалось, искал в словах сына скрытый смысл.

— Ты говоришь о переменах, — произнес он, — но помни, что перемены могут быть опасны. Они могут разрушить то, что было построено предшествующими поколениями наших предков. Я вижу в тебе стремление к новому, и это хорошо, если не забывать, что за каждым изменением стоит ответственность. Ты должен быть готов к тому, что любые перемены в нашем государстве — это очень трудный путь. И он может привести тебя не только к победам, но и к поражениям. Вот я тоже когда-то хотел перемен, предложив покойному императору Павлу сделать всю военную форму по единому образцу зеленой драгунской, как самой практичной и дешевой, что позволило бы сберечь огромные деньги на пошив разноцветных и совершенно не нужных в бою мундиров, высвободив финансы на другие армейские нужды. Но, из этого не вышло ничего хорошего. Какой-то влиятельный недоброжелатель шепнул в ухо государю: «Дворяне не станут ходить в такой блеклой форме! И как же тогда красота парадов, ваше величество?» После чего меня просто вышвырнули со службы, сослав в деревню…

Андрей, почувствовав, что разговор начинает принимать более серьезный оборот, взял паузу, чтобы осмыслить слова отца. Он понимал, что за каждой фразой генерала-аншефа в отставке скрывается опыт, который накоплен долгими годами службы. Но, сознание попаданца, наполненное идеями прогрессорства, требовало действий и скорейших перемен к лучшему.

— Я готов принять эту ответственность, отец, — после паузы сказал он, глядя прямо в глаза старому князю. — Я не хочу, чтобы наш благородный род упоминался лишь в связи с прошлыми заслугами. Я постараюсь, чтобы мы гордо смотрели в будущее.

Старый князь, почувствовав, как в разговоре с сыном нарастает напряжение, вздохнул. Он знал, что Андрей прав в том, что надо бы в армии менять многое. Но, в то же время, Николай Андреевич не мог избавиться от страха перед неизведанным. Его только недавно помиловали Высочайшим указом, сняв статус ссыльного, и потому он опасался, что сын может сделать какие-то неверные, слишком резкие движения в попытке добиться реформ в армейской среде, что может привести снова к опале семьи.

— Хорошо, — произнес наконец старик. — Давай обсудим твои идеи, но помни: я буду судить о них не только с точки зрения новизны, но и с точки зрения их целесообразности. Ты же знаешь, что я всегда одобряю все рациональное. Потому не бойся мечтать, но уважай здравый смысл и опыт, как говорится.

— Что ж, дорогой отец, если вы не возражаете, то давайте пройдем в вашу мастерскую, где я изложу вам свои соображения и попытаюсь нарисовать эскизы образцов нового оружия, которое я придумал.

После этих слов сына в серых выцветших глазах старого князя вспыхнул интерес. Он оторвался от разгадывания шахматной задачи, и, охнув по-стариковски, потирая коленку, поврежденную уже артритом, поднялся на ноги, проговорив ворчливо:

— Хорошо, я взгляну, что ты там надумал улучшать. И очень надеюсь, что это не пустое прожектерство.

Глава 4

Николай Андреевич, медленно направился в свою мастерскую, стараясь не выдать своего внутреннего смятения. Он понимал, что в сердце его сына, как и у него самого в молодости, горит пламя амбиций и стремления к переменам, но, в то же время, старик помнил, что в этом пламени честолюбивого порыва может скрываться опасность неудачи, которая постигла его самого на пике военной карьеры. И потому время, когда он сам был полон идей и мечтаний, казалось, ушло в далекое прошлое, оставив лишь горечь разочарований и страх перед непредсказуемым развитием событий. Мастерская, наполненная запахами дерева и лака, была для Николая Андреевича местом уединения и размышлений. Здесь, среди инструментов, станков и чертежей, он находил утешение в нехитром труде. И во время работы на него часто накатывали воспоминания о том, как он когда-то сам мечтал изменить мир.

Андрей, проследовав за отцом, с нетерпением схватил карандаш и расправил бумаги на столе, готовясь представить свои идеи в наглядном виде.

— Отец, — начал он, — я считаю, что наша армия срочно нуждается в новых технологиях. И я собираюсь использовать все возможности, которые дает нам наука. Вот, например, я, заметив на полях сражений, что скорость перезарядки и плотность огня играют очень важную роль для победы, придумал концепцию нового вида оружия, которое могло бы изменить ход войны. Заряжаться оно должно не с дульной стороны, а с казенной части…

— И когда только ты сделался сторонником точных наук? Раньше я за тобой не замечал подобного интереса. Да и выражаться стал мудрено. Хонсепсии и техлалогии у него, понимаешь ли… За границей у австрияков словечек нахватался, не иначе? Впрочем, продолжай, — высказался Николай Андреевич.

Присев на стул рядом с токарным станком, он внимательно слушал сына. Он видел, как тот горит желанием рассказать что-то интересное, и его глаза искрятся энтузиазмом. Но, в то же время, в сердце старика возникала тревога. Неужели все эти новые идеи могут привести к чему-то хорошему? Или это всего лишь мечты юности, не имеющие места в суровой реальности? Впрочем, сын уже не так и юн. Двадцать семь лет все-таки. Совсем большой мальчик уже…

— Андрей, — произнес старик, стараясь говорить спокойно, — я понимаю твою страсть к улучшениям. Но помни, что не каждое новшество приносит пользу. Много раз я видел, как стремление к переменам в армии оборачивалось катастрофой. Важно не только мечтать о преобразованиях, но и понимать, что за каждой идеей стоят последствия.

Сын, слегка нахмурившись, ответил:

— Я понимаю, отец. Но без изменений мы останемся на месте, и это приведет к гибели и разорению многих наших соотечественников. После Аустерлица мы должны быть готовы к новым вызовам, иначе французы просто сметут наши силы и силы наших союзников, оставшиеся в Европе, а потом принесут войну на своих штыках и сюда, на наши исконные земли России-матушки. Если ничего не будем делать прямо сейчас, то лет через шесть армия Наполеона и до Москвы дойдет.

Николай Андреевич вздохнул, осознавая, что его сын прав. Время не стоит на месте, и русская армия, как и все вокруг, должна развиваться, чтобы всегда быть способной ответить врагам достойно. А вот при Аустерлице достойно ответить французам почему-то не получилось. И от этого старому князю было досадно и обидно за родную державу. Вот только, в его сердце все еще оставалось сомнение. Он в очередной раз вспомнил не только о крахе собственной карьеры, но и о своих друзьях молодости, которые когда-то тоже мечтали о славе и величии, но закончили жизненный путь трагически.

Старик знал, что попытки изменить что-то к лучшему в своем Отечестве далеко не всегда заканчиваются лучшим положением для того, кто эти изменения начал. И это была горькая правда жизни. Потому он хотел предостеречь Андрея, оградить от неприятностей, внушить ему, что в каждом шаге на пути перемен нужно учитывать не только идеал, к которому стремишься всей душой, но и суровую реальность. И потому необходимо обратиться к непростому опыту тех, кто уже проходил этот тернистый путь. В этой связи Николай Андреевич вдруг вспомнил, уж какой необоримой страстью к переменам был охвачен его друг князь Григорий Александрович Потемкин-Таврический. И потому сказал сыну: