Новый Мир ( № 10 2008)

Уже потом я обратил внимание, что нигде не указано, с какого языка выполнен перевод, а история обнаружения манускрипта и вовсе типична для всевозможных “рукописей, найденных…”. Где только их не находили и кто только их не приносил и не подбрасывал публикаторам!

Если это действительно так, то аннотация, которая по определению должна служить метатекстом — то есть не может быть в текст включена, в данном случае является элементом игры, и это тоже типичный пример разрушения текста и проникновения в него реальности. Такой пример описан Липовецким: герой фильма сталкивается с режиссером картины, но об этом не догадывается, и сверхъестественные способности героя не срабатывают (режиссер — создатель этой реальности, и на него они воздействовать не могут), но зритель не знает лица режиссера и оказывается в ситуации парадокса.

Наконец замечу: для меня оказалось необыкновенно важно, действительно это перевод с китайского или только мистификация. Если первое — книга для меня более ценна, она существует в ином контексте и воспринимается иначе. Если это мистификация — одной меньше, одной больше, не так и важно, всего лишь еще одно развлекательное чтение.

– 2

Наоя Кобаяси. Введение в нанотехнологию. Перевод с японского А. В. Хачояна. Под редакцией Л. Н. Патрикеева. М., “БИНОМ. Лаборатория знаний”, 2007, 134 стр.

Я начал читать эту книгу с некоторым интересом, хотя узнал из нее немного. В ней рассказываются некоторые обязательные вещи, например подробно описываются различные сканирующие микроскопы. Но здесь речь идет о технических приложениях, и хотя автор пытается объяснить принципы действия микроскопов, выходит у него это несравнимо хуже, чем у Андрюшина. Просто потому, что Андрюшин, не форсируя событий, подводит читателя к работе сканирующих микроскопов, успевая рассказать все, что нужно для понимания их работы, и как бы раскрывает ладонь и показывает: “Смотри!” — и ты смотришь и видишь. У Кобаяси изложение происходит довольно сумбурно, возникает даже ощущение, что автор не слишком глубоко знаком с тем, о чем он пишет. Но по-настоящему меня раздражило не это. В конце концов, и из этой книги можно кое-что почерпнуть, хотя есть и более достойные примеры.

В книге есть главка “Наука против демона Максвелла”, а в ней подраздел “Нанотехнология может обратить время”. Уже одних только этих названий достаточно, чтобы захлопнуть книгу и никогда ее больше не открывать: таких заголовков хватает на страницах газет, чтобы еще их видеть в научной (пусть и популярной) работе.

Кобаяси пишет: “Знаменитый ученый Дж. (Джеймс Клерк. — В. Г. ) Максвелл когда-то (интересно, когда же это было? уж не в 1867 ли году? — В. Г. ) придумал воображаемое существо, которое могло бы понижать энтропию системы, манипулируя атомами и молекулами. Физики уже давно доказали (вообще-то сам же Максвелл это и сделал. — В. Г. ), что такое существо или устройство („демон Максвелла”) нельзя создать реально, однако нанотехнология, дающая возможность работать с атомами и молекулами, неожиданно возродила старую идею, поскольку она позволяет в некотором смысле „обращать” процессы и уменьшать энтропию обрабатываемой системы. Вспомните, даже смерть человека является лишь одним из проявлений роста энтропии!” Ну и ясное дело — нанотехнологический демон Максвелла нам всем принесет “вечную молодость и бессмертие”.

Демон Максвелла в последние годы кочует из одной книжки по нанотехнологиям в другую, а между тем к нанотехнологиям он имеет весьма косвенное отношение. “Демон Максвелла” — это метафора, которая демонстрирует вечный двигатель “второго рода”. Мы все знаем, что теплое остывает, нагревая холодное. При этом растет энтропия системы. А что было бы, если бы холодное было способно отдавать энергию теплому и нагревать его еще больше? Тогда бы мы получили практически неисчерпаемый источник энергии, например Мировой океан. Его энергии нам бы хватило навсегда. Максвелл предложил такую мыслительную конструкцию: в двух сообщающихся через закрытое заслонкой отверстие сосудах находится газ одинаковой температуры. Демон караулит заслонку. Как только к отверстию подлетает из левого сосуда молекула с высокой энергией, демон открывает заслонку и пропускает “горячую” молекулу в правый сосуд. Если “холодная” частица прилетает к заслонке из правого сосуда, демон пропускает ее в левый. Таким образом энтропия системы понижается, а остывающий левый сосуд нагревает правый. Кобаяси пишет, что если вместо демона поставить наноустройство, оно сможет проделать всю работу за него. Но ведь демон-то не потребляет энергии! И система остается полностью замкнутой, а любое устройство нужно питать, то есть тратить на него энергию извне. Учитывая, сколь ничтожен энергетический выигрыш от одной молекулы, пролетевшей из левого сосуда в правый, и сколько энергии придется потратить на слежение за молекулой, определение ее скорости и направления и, наконец, на открытие заслонки, можно уверенно сказать — игра не стоит свеч. Что, впрочем, буквально следует из Второго начала термодинамики. А что касается снижения энтропии открытой системы — то есть получающей энергию извне, это наблюдается уже давно в процессах самоорганизации, которыми, в частности, занимается синергетика. Так что здесь нанотехнологии ничего существенно нового не принесли.

Жаль, что в погоне за яркими метафорами иногда забывается суть дела.

Философские науки. Научный образовательный просветительский журнал. М., 2008, № 1, 160 стр.

Я не часто заглядываю в этот журнал, но этот номер особый. В нем в разделе “Философия и наука” собраны статьи, посвященные философскому осмыслению нанонауки, нанотехнологий и наномира. Мне это было очень интересно. Но — увы.

Как мне представляется, если сегодня мы пишем о нанотехнологиях, необходимо отчетливо разделять: то, что уже сделано (и хотя сделано много, мы только в начале пути); то, что принципиально достижимо, то есть уже есть технологические проработки и концептуальные решения, но до внедрения еще далеко; и то, что относится к области мечтаний. Не проводя такого разграничения, мы вносим в трудную для осмысления ситуацию дополнительную путаницу и уже сами не знаем, что есть, чего нет, а чего, вполне возможно, никогда и не будет.

В статьях, опубликованных в номере журнала, такое разграничение проведено нечетко. И особенно плохо дела обстоят с описанием достижений, связанных с моделированием процессов нейрофизиологии, сознания человека и искусственного интеллекта.

Искусственный интеллект строится на той самой “компьютерной метафоре”, о которой говорил Манин, согласно которой мозг человека является носителем (физическим) сознания и интеллекта, а значит, сконструировав мозг, мы будем способны создать “искусственный разум” (уже многократно предсказывалось, когда мы его смоделируем, — кто-то называет 2050 год, а кто-то и вовсе 2020-й).

В статье В. И. Аршинова и М. В. Лебедева сказано: “Культурные эффекты развития нанотехнологии проявляются в модификации чувственности человека посредством наночипов, программирующих виртуальную реальность в мозгу человека <…> Социокультурные перспективы развития нанотехнологий состоят в том, что <…> произойдет кардинальное изменение смысла человеческой жизни, когда индивид будет чувствовать себя творцом природного и социального мира и обретет „практическое бессмертие””.

Но никаких “наночипов, программирующих виртуальную реальность в мозгу человека” не существует, и до “практического бессмертия” очень далеко.

Компьютерная метафора сбивает с толку. Нельзя забывать, что мозг — это аналоговая, а вовсе не цифровая машина и что, по-видимому, нельзя просто так, как в фильме “Шестой день”, за пару секунд загрузить в мозг клона всю память человека. Живая память перестраивает мозг физически. Память человека — это не набор битов, а состоящая из нервных волокон сеть. Так что, получится ли в принципе создать дополнительную цифровую память “в мозгу человека”, пока совершенно не ясно. Мне известен эксперимент по выращиванию нейрона на проводящей пленке, но до каких-то выводов, надежд и опасений еще очень, очень далеко.

В. Прайд и Д. А. Медведев в статье “Феномен NBIC-конвергенции. Реальность и ожидания” тоже весьма нестрого разделяют “ожидание” и “реальность”. Они пишут: “Развитие гуманоидных роботов и наделение их искусственным интеллектом приведет к стиранию границ между человеком и роботом”. Об этом сегодня говорить просто бессмысленно, я уже не говорю (просто устал повторять), что искусственный интеллект — это только модный бренд, и к чему он относится, не ясно даже тем, кто этим занимается серьезно. Важно другое. Не исключено, что в наших исследованиях мозга мы просто натолкнемся на запрет, такой примерно, как предельность скорости света в вакууме, — быстрее просто нельзя. Почему? Так устроена природа вещей.

Однажды я беседовал с биологом Александром Марковым. Разговор шел об устройстве памяти человека. Александр (доктор биологических наук) сказал: “Мы сегодня совсем неплохо представляем, как устроена и работает память человека, как он получает и обрабатывает информацию, но чем лучше мы понимаем строение мозга, тем становится тревожнее: мы знаем, как помнить, как воспринимать, но ведь мы совершенно не знаем, кто же это помнит, кто же это воспринимает — его нет”. Вот этот барьер человеческого “я” вполне может оказаться непреодолимым. Но тогда роботы останутся роботами — запрограммированными цифровыми компьютерами, а человек в очередной раз ускользнет и останется тайной для самого себя.