Новый Мир ( № 11 2009)

Не хочу впадать в ханжество, но меня подобный результат теста слегка настораживает.

По трем причинам.

1. Настолько же, насколько плотно проработан в картине пласт чисто киношных аллюзий, цитат и ассоциаций (здесь — ничего случайного, начиная с названия, заимствованного у итальянской картины 1977 года и кончая именами практически всех персонажей), настолько же вопиющи в ней провалы по части логики и элементарного здравого смысла. Но кинематографические примочки считывает

1% зрителей. Остальные же кушают все это просто так. Людям нравится, что ими манипулируют, их бесконечно радуют те эмоции, что дарит им фильм. Тарантино работает с мощнейшими пропагандистскими штампами (кино про войну — всегда в той или иной степени пропаганда), и, судя по восприятию, они входят в сознание современного человека, как нож в масло, срабатывая абсолютно помимо логики. Да. Тарантино шутит. Он ни в коем случае не «промывает мозги», так — слегка размывает привычную идеологическую картинку реальности. А что будет, если кто-нибудь возьмется за дело всерьез?

2. Шутя, играючи, из чисто хулиганских побуждений Тарантино в «Бесславных ублюдках» расшатывает систему пропагандистских мифов, на которых держалась и по сей день держится послевоенная цивилизация. Нас же ведь как учили? Победа над фашизмом суть победа цивилизации над варварством. А из фильма «Бесславные ублюдки» отчетливо следует, что победу в войне одерживает никак не цивилизация, а самое что ни на есть беспримесное, незамутненное, свежее и бодрое варварство. Готовность мстить, крошить и резать без тормозов, пытать женщин, убивать пленных… Готовность пойти на все, помноженная на стопроцентную уверенность в собственной правоте. И, судя по реакции публики, подобная точка зрения особых возражений не вызывает.

3. Война закончилась 64 года назад. Ощущение, что мы все забыли и ничему так и не научились. Мир по-прежнему полон обаятельных «бесславных ублюдков» с тремя извилинами, а уж перекоммутировать эти извилины в нужную сторону — плевое дело. Люди внушаемы. Тарантино с блеском доказал это своим фильмом.

И значит, вся эта херня может повториться в любой момент? Да. Мир таков, говорит Тарантино. Примите и распишитесь.

ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ ДНЕВНИК ДМИТРИЯ БАВИЛЬСКОГО

Сентябрьский Большой фестиваль Российского национального оркестра

в Большом театре

Еще когда я учился в школе, на меня сильное впечатление (которое в этом возрасте оказывается формообразующим) произвела одна фраза Чарльза Дарвина. Великий ученый высказался в том духе, что если бы ему удалось прожить жизнь еще раз, то в обязательном порядке он каждый день бы слушал симфоническую музыку, смотрел бы картины и читал бы стихи.

Ну, стихи и картины — дело десятое, остановимся на музыке. Тем более что дирижер Михаил Плетнев объявил о Большом фестивале Российского национального оркестра, который должен был играть серьезные симфонические программы каждый день в течение недели. Чем не идеальная, можно сказать, возможность воплотить в жизнь завет Дарвина?!

Честно записавшись на семь дней, я тем не менее смог сходить только на пять концертов. И не то чтобы обстоятельства не позволяли (человек делает то, что хочет, или то, что считает нужным, важным), я физически не смог осилить громаду Большого фестиваля.

К середине программы накопилось такое количество впечатлений, что понадобилась пауза, расчищающая органы чувств для восприятия следующих концертов.

Слушанье симфонических концертов — трудная работа, требующая самоанализа, а когда плотность музыкальных событий зашкаливает, то культпоходы превращаются в ритуал: качество отходит на второй план, уступая место «раме», то есть всему тому, что происходит вокруг да около.

Тем более что я убежден: рама обстоятельств (акустика и атмосфера зала, зрительские реакции и шум кондиционеров, твое собственное самочувствие и настрой) играют в восприятии искусства отнюдь не самую последнюю роль.

Более того, скажу, дождь перед началом или перепалка в гардеробе способны перепахать впечатление и тем более послевкусие от посещения спектакля точно так же, как доблесть или же отсутствие доблести у исполнителей.

Неудобная обувь, голод или сытый обед, жесткие стулья или же звонки мобильных, накладываясь на звучание, делают любое исполнение единственным и неповторимым.

Идеальная рецензия, как мне кажется, и должна начинаться со сводки погоды или же отчета критика о его самочувствии перед увиденным — с тем чтобы читатель мог сделать поправку на его оправданную субъективность.

То, что Михаил Плетнев, руководящий и оркестром и фестивалем, решил провести симфоническую неделю на Новой сцене Большого театра, настраивало на определенный лад. К тому же на пресс-конференции, предшествовавшей концертам, было объявлено, что РНО, некогда частный коллектив, получил государственный статус.

Большому кораблю — большое плаванье; в Москве нет теперь оркестра более сильного и профессионального, чем РНО. В том, что он подтвердит свой неформальный статус лидера, никто и не сомневался, интрига заключалась в том, как и какими средствами он это сделает.

И станет ли Большой фестиваль безусловным событием (и каким именно, светским или все-таки музыкальным) или же пройдет келейно, как июньский Фестиваль оркестров мира, проходивший по соседству, в Колонном зале Дома Союзов?

Современное исполнительское искусство, самое неуловимое и сложно определяемое (в том числе и через сравнение с несовершенными записями минувших десятилетий, когда соревнуются скорее не музыканты, но фирмы звукозаписи), точно так же зависит от «духа времени», как изобразительное искусство или же театральное.

То, как сегодня принято исполнять Бетховена или Малера (не говоря уже о более тонких специалитетах типа аутентичного барокко или же православных хоров), напрямую зависит от разлитых в обществе умонастроений, а также от общей «эпистолы», то есть свода правил и представлений о мире, бытующих в тот или иной исторический период.

Здесь происходит та же самая история, что и с «Гамлетом», — каждая эпоха заслуживает того музыкального «героя нашего времени», которого заслуживает. И то, что главный герой нынешней музыкальной сферы выбирает главным персонажем Большого фестиваля РНО Петра Ильича Чайковского, чьи последние симфонии можно было услышать уже в первом концерте цикла, говорит о нашем времени не меньше сводок телевизионных новостей.