Новый Мир ( № 12 2010)

Блогосфера жужжит, обсуждая игру и феномен Максима Ерма­кова, смерть которого должна принести народу столь реальное облегчение. Естественно возникает у блогеров и вопрос: а не убить ли двойника компьютерного героя в реале? Это очень удачный ход, — размышляет постепенно привыкающий думать Максим Т. Ерма­ков, — дать людям общего врага, объект всеобщей ненависти.

Возможно, испытав запланированное социальными прогнозистами чувство отчаяния, герой бы и выстрелил себе в голову, если бы у ничтожного офисного служащего не начал формироваться характер. Однако ценностные ориентиры его не меняются. Подобно большинству своих офисных собратьев, верит он только в одно: в деньги.

Когда Максиму Т. Ермакову предложили застрелиться, он сразу потребовал от «государственных головастиков» 10 миллионов долларов, и те немедленно согласились. Лишь через несколько секунд до шоколадного офис-менеджера дошло, что отсрочки в исполнении приговора ему не предоставят.

Головастики, впрочем, не шутят: они честно готовы отдать заработанное наследникам Максима Т. Ермакова. Но кто может быть наследником, задается вопросом герой. Родители? Звонок матери и пустой тягостный разговор с ней вытаскивает из памяти Максима Т. Ермакова унылый дом своего детства. Условную фарсовость настоящего ярко оттеняет дотошная реалистичность прошлого, убогий быт куцего южнорусского города, застроенного неопрятными пятиэтажками, нищета начала девяностых, когда только мать и добывала в семью копейку, перепродавая сухой и невкусный творог с запахом детской больницы. «Все, не продавшееся за двое суток, еще более явственно отдающее пеленками, полагалось съедать до крошки. До сих пор у Мак­сима Т. Ермакова во рту этот кислый марлевый вкус».

Славникова — мастер детали, а страницы, посвященные детству героя, — одни из лучших в романе по рельефной изобразительности и тонкости психологического рисунка. Максим Т. Ермаков не то что не любит родителей, он относится к ним как к больным младенцам, которых бессмысленно пробуждать к реальности. «Им всегда есть что предъявить в ответ на твои претензии: два букета никогда толком не леченных в районной поликлинике <...> болезней, две пары отяжелевших рук и заскорузлых ног, вытоптанный, как газон, зеленый палас, треснутый кухонный подоконник с невыводимым отпечатком некогда присохшей газеты, мутные баночки с какой-то едой в дребезжащем холодильнике, вросшие ногти, сломанные очки, вечно протекающую „дачную” крышу».

Удивительный лаконизм: вся жизнь родителей героя воскрешена через хрупкие крупицы быта, выхваченные цепким взглядом. Большие деньги не помогут этим людям, только приведут к катастрофе.

Другим претендентом на наследство является Маринка, то ли подруга, то ли любовница. Славникова с иронией, даже с сарказмом, но и с каким-то странным сочувствием рисует характер одной из тех неудачливых хищниц, которые прибывают в Москву из провинции, надеясь оторвать свой кусок счастья в обмен на молодое и красивое тело. Но тело стареет, счастья все нет, и приходится в последнем отчаянии выдирать его зубами. Таким последним шансом показался Маринке Максим Т. Ермаков, но не в силах дождаться, пока он застрелится (да еще застрелится ли? Да оставит ли ей наследство?), незадачливая хищница, словно в дурацком сериале, инсценирует собственное похищение с требованием выкупа от Мак­сима. Инсценировка дурная, грубая, неуклюжая, тупая, Максим Т. Ерма­ков скверную актрису разоблачает, за что и получает от нее же пощечину. Ну не ради же Маринки стреляться.

А нельзя ли обмануть головастиков: инсценировать самоубийство и самому получить деньги? Эта мысль терзает героя, но из области миражей она превращается в проект, лишь когда в толпе пикетчиков он узнает своего старого знакомого Вована Колесникова, кошмар своей юности. Некогда он украл у Вована, соседа по общежитию, две с половиной тысячи долларов, чтобы расплатиться с настоящими бандитами, и потом долго прятался от гнева могучего парня. Спасла Максима Т. Ермакова пьяная драка, в которую ввязался Вован, после чего загремел на зону.

Спецслужбы, откопав старого врага, явно рассчитывали добавить яду в тот коктейль ненависти, который и так ежедневно пил Мак­сим Т. Ерма­ков. Однако, став объектом травли, робкая офисная мышь обретает и способность совершать неожиданные поступки. Вместо того чтобы бежать от Вована и прятаться (как раньше), наш герой приглашает Вована в гости и отдает долг с процентами. За ужином и роскошной выпивкой (прижимистый некогда герой ее не жалеет) выясняется профессия Вована: водолаз. И план Мак­сима Т. Ерма­кова приобретает реальные очертания. Вот кто ему нужен: водолаз. Профессионал, который поможет разыграть самоубийство: он подхватит его тело, падающее с моста, даст дышать из шланга, утянет куда-нибудь прочь. А уж получить деньги — дело техники.

На подготовке этого плана и прерывается публикация в девятом номере «Знамени», оставив читателя с чередой вопросов: будет ли Максим Т. Ермаков нырять с моста? Может ли сработать его план обмануть кагэбэшников? Застрелится герой — или нет?

Вообще-то критики, рассуждая о той или иной журнальной публикации, не придают значения тому, на каком именно сюжетном витке был сделан перерыв. Но с романом Ольги Славниковой случилось иначе. В сетевом варианте журнала оказалась утраченной стандартная подпись « окончание следует ». Это привело к тому, что критик Сергей Беляков принял половину романа за целый и откликнулся статьей «Слуга двух господ» в «Частном корреспонденте»

(8 сентября 2010 года).

Роман Белякову не понравился: не узнав знакомого писателя, искусство которого описывать предметы и нанизывать друг на друга метафоры критик высоко ценил, он решил, что автор изменил себе и что роман неудачен.

К этой, концептуальной стороне рассуждений Белякова мы еще вернемся — они того заслуживают, критик серьезный и о прозе Славниковой писал много и проницательно.

Если стилевая сторона романа открывается в самом процессе чтения (хотя лучше, конечно, прочесть текст полностью), то суждение о сюжетной стороне на основании знакомства с первой частью романа выносить опасно: может обернуться конфузом. Так и вышло. Беляков, например, счел «техническим проколом» сюжета отсутствие финала (и был глубоко прав, финал в следующем номере). Другой вопрос, который возник у критика к сюжету: почему органы не препятствуют соседу-алкоголику Шутову за малую мзду носить еду Максиму Т. Ермакову? Вопрос тоже справедливый. Но в следующем номере Шутову не просто «воспрепятствуют» — его из квартиры выселят вместе с его дешевыми проститутками. И вообще окажется, что Шутов и не алкоголик вовсе, а совершенный трезвенник, христианский проповедник, носящий личину алкоголика, дабы уберечь себя и свой кружок от назойливого внимания органов власти. Ну и, соответственно, проститутки — тоже не проститутки, а вроде как монахини в миру, в знак смирения изображающие проституток. Скажу сразу: линия Шутова мне кажется не слишком удачной. Но она движет сюжет, и пока он не завершен — претензии неуместны.

Техническим проколом счел также Беляков намерение героя инсценировать самоубийство с помощью Вована. Но почему же органы проморгали Вована? Почему он сам не настучал начальству? — спрашивает критик.Но во второй части романа выяснится, что Вован в первый же день настучал, что тренировки Максима Т. Ермакова в заброшенном пруду проходили под тайным наблюдением соответствующих спецслужб, а спрыгнувшего наконец с моста героя на дне реки ожидал вовсе не Вован, а «социальные прогнозисты» в водолазных костюмах.

Понятно, что претензии к неисчерпанному сюжету выглядят курьезно, о чем довольно миролюбиво заметил в своем блоге от 8 сентября писатель Юрий Буйда. Началась вполне ожидаемая дискуссия: дескать, оправдывает ли Белякова тот факт, что в сетевой версии журнала отсутствовала подпись «окончание следует», или, как выразился хозяин ЖЖ, «профессиональный критик все же должен чувствовать, что сюжет еще не выработан».

«Это и есть ослепляющая нелюбовь. Как говорят нынешние молодые, „когда любви нет, то и ботинки у тебя всегда грязные”», — бросил реплику Виталий Пуханов, появившийся в чужом блоге. Подал обиженную реплику и автор статьи, Сергей Беляков, напомнив (и справедливо), что глупо записывать его во враги Славниковой, и сославшись на собственную рецензию на рассказ «Басилевс» (на мой взгляд, и в самом деле чрезвычайно доброжелательную, тонкую и профессиональную).

Дискуссия в блоге Юрия Буйды, впрочем, довольно быстро утихла и осталась бы одним из тех локальных споров, которые то и дело возникают в ЖЖ. Пуханов еще побурчал на Белякова уже в своем собственном ЖЖ, Беляков ему отвечал, подключились френды. Ну так что ж? Раньше писатели, случалось, спорили за столиками на собственных кухнях да в кафе писательских союзов, бывало — и на кулаки переходили. Теперь вот кухню заменили блоги, и кулаки стали виртуальными. Через несколько дней глядишь — вчерашние непримиримые бойцы опять сидят за одним столом.