Новый Мир (№ 2 2010)
Шрифт:
Никаким Ихтиандром не…
Остальное мура и липа
И т. д. и т. п. извне.
Малороссийское
...в копилке дня: на грани вздоха
Соткалась медленная мгла,
Шумит листва в ладонях Бога,
Огнём зелёным весела.
На грани прошлого: за камнем
Две нимфы тискают того,
Кто козлоног
И так под сводами легко
Смотреть во все глаза на игры
Созданий мифов и молвы:
Блестят на шкурах тварей иглы
И пахнет мерзким дух любви
Такой, с которой нам не светит...
Выносит ломтик желтизны
Младенец месяц, боком метит
Присесть в прибрежные челны,
И неприметно дышат жабры
Реки, текущей в трёх шагах,
И камыши — тугие мавры —
На грани выдоха... В кустах
Проистекает то, что было
За валуном... Крылатый бог
Любви залёг, как Буратино,
Глотая лакомый восторг.
Проистекает... где-то ангел
Спешит Хоме на помощь, но...
Уже горит летальный факел
В таком “мосфильмовском” кино.
...Ползущий звук, в низинах кто-то?
Всё вопросительно, всё так
Нетвёрдо... парус небосвода...
Правитель мух пришпорил мрак.
* *
*
…там ловкие сарганы в руки шли,
Как мифы места, пахнущие зверем,
И море в луже клюквенной зари
Дышало дзэн-буддийским недоверьем.
Там птицей эксцентрической смотрел,
Держал в руках то ангелов, то нечисть,
Когда Селена встала на ущерб,
Старуха с бритвой задвигала речи
И пряталась в усмешку и врача…
Там задували демоны причалы
И след берегового скрипача…
Не выплакать бемолям этой кары.
Там жизнь сходила… Аполлон, ты где?
Такой глушняк. Не вяжется Эллада.
Я там ловил бамбуковых детей,
Я там вбирал первопричины ада.
* *
*
Во всех углах бессонница стоит,
Сопливый ветер задохнулся в коме.
Снега листают белый манускрипт,
В глазах луны качается нефрит,
Желтеет плоть в космическом капроне.
Я в комнате, как в шаре под водой, —
Животное, особенно во взоре.
Зависнув в NOTEBO0K’е стрекозой,
Кому сказать спасибо, что — живой,
В живительном сдыхая алкоголе?
Когда кругом бессонница сквозит —
Ни двойника, ни женского обличья.
Кастальский ключ лакает алфавит
(На кухне демон в мойке шебаршит),
Но к ангельским дверям не та отмычка…
Когда кругом бессонница корпит —
В кенийской маске прячутся виденья,
Кто свет потусторонний объяснит,
Когда глагол под ложечкой болит,
Когда в сиротстве музыки Спасенье?..
Хох Дойч
Кормашов Александр Васильевич родился в 1958 году в Вологодской области. Закончил педагогический институт. Автор трех стихотворных сборников. В “Новом мире” дебютировал в 2008 году (№ 2) повестью “Борщевик”. Живет в Москве.
Рассказ
Великая Отечественная война для красноармейца Андрюхи Пчёлкина началась на узком деревенском проселке, крадущемся по краю мелколесья вдоль неубранного ячменного поля, в стороне от большого тракта, по которому дробными кровяными сгустками откатывались на восток разбитые части Красной армии.
Война для Пчёлкина начиналась одновременно со смертью младшего политрука Михалёва, раненного в живот и лежавшего на телеге, влекомой огромным артиллерийским битюгом, который вместе с подводой, тоже артиллерийской, густо окрашенной краской защитного цвета, крепко окованной по обводам толстым полосовым железом, на железных осях, служил пока наиболее убедительным — и единственным на данный момент — доказательством несокрушимой мощи СССР.
Последние сутки Пчёлкин неотрывно шёл за телегой и смотрел на заднее правое колесо. Оно бы не доехало до Берлина. Колесо было не родным, деревенским, с разболтанной ступицей и расхлябанными спицами, ржавый обруч поведённой восьмёркой шины едва держался на ободе. Через каждый километр-два ездовой останавливал лошадь, грузно спрыгивал с передка и принимался подвязывать колесо куском жёсткого телефонного провода. Все, кто брёл за телегой, тоже останавливались. И первым это делал Андрюха. Он стоял, опираясь рукою на дуло винтовки, штыком от которой неделю назад заколол в спину своего земляка и товарища Мишку Черезболотова.