Новый Мир (№ 6 2009)
Шрифт:
* *
*
Утро: плывут облака — полусонные все,
Воздух прозрачен — настоян на детской слезе.
Если вглядеться, тогда далеко-далеко
Можно увидеть, как ангелы пьют молоко.
Птицы поют — сочиняют, конечно, с утра,
Может, поверю, что жизнь в основном из добра.
Если прислушаться,
Ангелы тихо, как дети, считают ворон.
Странное время — течет через край бытия,
Словно молочная речка из детского дня,
Чтобы отмыть от соблазнов и зренье, и слух,
Сердце, и грешную душу, и, может быть, дух.
...Мы познакомились через Интернет, потом знакомство продолжилось в реальной жизни. Вместе выступали в Булгаковском доме, ездили в Киев и Александров на поэтические фестивали. Я полюбил стихи Валеры и его самого— человека удивительно общительного, душевного и в то же время по-хорошему ироничного. Казалось, навсегда обрел нового друга. Стихи Валерия Прокошина стали для меня настоящим открытием и откровением — подобным тем, которые всегда живут рядом с нами. Такие откровения запоминаются на всю жизнь, как первый поцелуй, первая поездка на море, первый взгляд в звездное небо…
Его волновала тема пространства: представьте, что Прокошин писал об Интернете так же, как Циолковский писал про космос, — с любовью и болью. Интернет и стал для Валерия современным космосом. В этом смысле Валера был самым настоящим космистом. В конце концов, его поэма “Мать-и-матрица”— это первая оригинальная поэма об Интернете на русском языке. Несмотря на свой природный дар, он вполне мог бы остаться “калужским” поэтом, если бы не Всемирная сеть. Именно благодаря ей Валерию, живущему вне столичных тусовок, удалось донести свое творчество до читателей в самые разные города и страны. Прокошина пригласили в редакцию международного литературного журнала “Родомысл”, какое-то время он даже заведовал отделом поэзии американского журнала “Флорида”.
В 2005 — 2007 годах Валерий регулярно выступал в столичных литературных салонах и клубах, — как с сольными вечерами, так и в сборных чтениях. Последний его проект — аудиокнига обнинских поэтов и прозаиков “Узнаю я их по голосам”, которую он хотел представить любителям поэзии в марте этого года. А сколько еще осталось нереализованного, неизданного — три детские книги, сборник новых стихов “Ворованный воздух”…
Валерий Прокошин был неутомимым выдумщиком и организатором литературной жизни в своем Обнинске. Всю жизнь, особенно в последние годы, он писал прозу, знакомство с которой нам еще предстоит. Его увлечение фотографией оказалось столь серьезным, что у него начались постоянные выставки, вышел альбом “Поэт и фотография”. В его архиве осталось множество уникальных снимков — и нежно любимого им города Боровска, и немногочисленных, увы, путешествий.
В своей разнообразной стихотворной жизни он был, что называется, чистым поэтом: по-детски наивным, любящим, эротичным, хулиганящим, болеющим за свою страну и свой город, решающим вечные вопросы о Боге, о противостоянии Света и Тьмы. Все это в целом можно назвать двумя словами: откровенность таланта. И он настолько далеко зашел в своих откровениях, что успел вызвать против себя, уже смертельно больного, волну травли, — появилось даже “общественное” письмо к начальству с призывом изъять его стихи из обнинских библиотек. Этот “творческий донос” подписали местные окололитературные деятели, их поддержали, увы, и некоторые московские литераторы.
…Валерий ушел неожиданно, на пике творческого развития, на пороге большого признания. Его поэзия пока известна лишь небольшому числу почитателей. Но будем верить, что земная жизнь его творений лишь только начинается.
Андрей Коровин
Цветка и ее я
Малярчук Татьяна Владимировна родилась в 1983 году в Ивано-Франковске. Прозаик, эссеист, автор четырех книг прозы, лауреат украинской премии «Книжка года» (2006). Эссе и рассказы переведены на польский, румынский, немецкий, английский. Живет в Киеве.
1
Когда я родилась, ей было шесть лет и она варила свой первый бульон.
Мама лежала в родильном доме. Папа уже неделю ел одни консервы и жареные яйца. Не мылся, не менял носки, не стелил постель, а спал прямо в кресле перед телевизором. Цветка ходила в свой детский садик и рассказывала всем, что мама поехала в Венгрию покупать ей модную зимнюю куртку.
Был апрель.
Цветка достала из холодильника куриный окорочок и варила бульон. Она еще могла бы сварить пельмени, выкупать отца, выстирать ему одежду, могла бы накричать на него, как это делала мама, могла бы надеть мамину ночную сорочку…
По вечерам она ходила с папой в спортзал на тренировки кунг-фу
и часами, пока папа спарринговался в соседнем зале, бренчала на пианино собачий вальс.
Она толком еще не доставала до газовой плиты и, чтобы готовить, встала на табуретку. Надела мамин фартучек. Бросила в кастрюлю весь запас сушеного укропа. Не пересолила. Вообще не солила. Варила куриный окорочок абсолютно бесстрастно. Она могла бы хладнокровно, без малейшего сочувствия отрезать голову карпу и пожарить его с яйцом на маленьком-маленьком огне, как это делала мама.
— Что у нас сегодня на обед? — спросил папа.
— Бульон.
Папа ничуть не удивился. Он думал, что умение готовить у женщин появляется с первого дня рождения.
— От твоих ног воняет, — сказала Цветка.
— Оставь в покое мои ноги.
— Иди вымой руки и ноги.
— Ты еще хуже, чем твоя мама.
— Я не хуже. Я такая же.
Потом они вдвоем стояли под окнами родильного дома, взявшись за руки, как папа и дочка, счастливые и улыбающиеся. Мама показывала им в окно сверток со мной и жестами спрашивала, что они ели всю неделю. Папа отмахивался, мол, перебивались как-то, все это ерунда.