Новый Мир (№ 6 2009)

им.Валентина Берестова и Марины Цветаевой, премии журнала “Футурум АРТ” (Москва) и финалист Международной литературной Волошинской премии (2008).

В последние годы жил в городе Обнинске Калужской области. Скоропостижно скончался 17 февраля 2009 года в возрасте 49 лет.

* *

 *

То ли стерео, то ли моно —

Летний зной, перешедший в звук.

Я вытягиваю поименно

Насекомых из первых рук:

Муравей, стрекоза, кузнечик

Или жук, залетевший в куст…

Насекомые детской речи

С именами из первых уст.

Кружит бабочка-непоседа

Возле дома, среди ветвей.

— Ктулху! — бабка зовет соседа. —

Выходи целовать детей! —

И выходит седой, незрячий,

Называет заветный срок,

И калачик в карман мой прячет,

И целует меня в пупок.

* *

 *

стрекоза заходит на третий круг

стрекоза сканирует бежин луг

на цветной офсет

первых детских лет

легкой тенью вечность ложится вдруг

муравей упал перед солнцем ниц

в муравейнике хрупкий свет яиц

и. тургенев спит

выпив чистый спирт

чистый как слеза перелетных птиц

и. тургеневу все равно что пить

и где спать с кем спать и кого любить

в горле встал комок

двух последних строк

паучок потуже затянет нить

китаянка-бабочка желтый цвет

что гадать на крылышках да и нет

только нет и да

и шумит вода

размывая тихий вечерний свет

* *

 *

У зимы, понимаешь, нет имени, просто зима —

Имярек, имярук, заводной псевдоним хохлома.

На постельном белье ослепительный всплеск наготы,

Чтобы слепо — от паха до губ — вспоминать: это ты.

У зимы столько заспанных лиц, что не стоит возни

Узнавать. Пьяный дворник скребет тротуар до восьми.

Мы, целуясь взасос, запиваем любовь февралем,

Ощущение, что мы теперь никогда не умрем.

У зимы столько флуда на русском, родном языке:

От сумы до тюрьмы. Значит, лучше прожить налегке.

Мы как первые птицы, которых забыли в раю,

Так и будем лежать в наготе — воробей к воробью.

* *

 *

Ты включаешь спозаранку свой пейзаж:

Небо, речку, поле, лес — и входишь в раж,

Повторяю за тобою: “Отче Нашъ…”

Столько радости во всем, что я учу!

Хорошо, что ночь закончилась вничью.

Одеваюсь, выхожу, иду к ручью.

Вдоль сугробов, мимо церкви, словно вброд.

Улыбаюсь — на губах вчерашний мед.

День шестой. Кричат вороны. Снег идет.

Жизнь течет, перетекает через край,

Ощущение, что где-то рядом рай,

Только ты его пока не открывай.

Пусть он будет, словно ангельская весть —

В воскресенье. А пока сейчас и здесь

Повторяю за тобою: “Даждь нам днесь…”

* *

 *

А помнишь, мы с тобой снеговика лепили —

Из снега, слов и слёз. Мы маленькими были.

Тень Спаса-на-крови сползала вбок, к реке.

Сугробы вверх росли, за облака цеплялись.

И нас никто не видел… Мы вдруг поцеловались,

И кто-то “Отче наш” запел невдалеке.

Снег падал столько зим в протянутые руки,

Что кончились давно все встречи и разлуки.

“А снеговик растаял”, — я грустно говорю.

Но вот опять зима. У снега вкус ванили.

Сегодня мне с утра из Боровска звонили:

Там тоже всё в снегу, как в детстве, как в раю.