Новый Мир ( № 7 2007)
Шрифт:
и вслух подсказанной строкой.
Тебя вела тоска о друге
и радость вдруг, ни от чего.
Звенела тишина в округе,
передавая старшинство
непредсказуемого неба,
и ты отбросил всякий счет
и жаждал слова, словно хлеба,
всей жизнью задом наперед…
* *
*
Торопит
слова при первом появленье,
зато с мелодией надежно скреплены;
опять и вновь придут в волненье;
другие явятся и, за волной волна,
грозней и яростней накатят.
И станет тонущий меж них искать рожна,
пока отыщет или спятит.
На грань безумия поднимет новый вал,
за грань безумия забросит.
Слова из музыки… А кто продиктовал?..
И кто, страшась, покоя просит?..
Но гармонический рисунок на волне
отвел вопросы, скомкал страхи…
Что ж буря?.. Где она?.. Привиделась во сне?..
Сидит босой, в ночной рубахе...
* *
*
Зачем беспризорной собаке
ты подал, а нищему — нет?
Душа ль пребывает во мраке,
иль ум не пробьется на свет?
И жалобна речь бедолаги,
но кто-то нажал тормоза.
Зато у бездомной дворняги
такие родные глаза…
Что делать с собой, беспородным
и неуправляемым псом?
Хотел быть свободным, свободным?
Не думать о самом простом?
Иль, ордену нищих не веря,
сосущему бедный народ,
и ты наподобие зверя
почуял такого, что врет?
По логике есть и причина:
собака не может сказать…
Иль эта голодная псина
умеет любить и страдать?..
Иль наша прапамять сквозная
ни в чем не сдается уму?..
Не знаю, не знаю, не знаю.
Уже никогда не пойму…
Голоса из русской Вандеи
Мраморнов Олег Борисович — литературовед. Родился в 1952 году. Окончил филологический факультет Московского университета. Автор книг “Продолжение литературы” (2002), “Река и степь” (2004) и ряда статей о творчестве И. А. Бунина.
1
Весна восемнадцатого года в Усть-Медведицком округе по местным источникам
Напрасно Платон нападал на поэтов — правдивее их никто не передаcт состояние и событие. Стиснутое в столбец стиха, подчиненное ритму рифмованной речи, поэтическое высказывание продлевает звук времени.
Не у поэтов из привычного набора, а у известных немногим донских авторов нашел написанные одним и тем же размером строки.
Мы отдали все, что имели,
Тебе, восемнадцатый год,
Твоей азиатской метели
Степной — за Россию — поход.
(Николай Туроверов) 1
Как будто вчера это было —
И спешка, и сборы в поход…
Мы отдали все, что нам мило,
Тебе, восемнадцатый год.
(Николай Келин) 2
Можно подумать, что автор второго четверостишия сочинил стихи под влиянием первого, более признанного поэта. Но скорее похожесть вызвана тем, что восемнадцатый год крепко отложился в их сознании, навсегда врезался в память; они отдали ему самое дорогое, что имели, — юность.
В том году они были молоды: одному не было двадцати, другому чуть больше. Не знаю точно, были ли знакомы, но о существовании друг друга могли знать: вместе воевали в Крыму, да и не так много было в эмиграции людей, толково писавших на донские темы.
Николай Туроверов (1899 — 1972) — поэт отчетливого, ясного звучания. Если говорить о литературной генеалогии, то она — бунинская: с узнаваемыми приметами степи, с целомудренной сдержанностью голоса, а дальнейшие влияния — гумилевские: воин в дальних и опасных походах, бивуаки под африканским небом.
Георгий Адамович говорил, что Туроверов стихами “выражает” себя, а не “придумывает слова для выдуманных мыслей и чувств”, что его “стихи ясны и просты хорошей, неподдельной прямотой, лишенной нарочитого упрощения”.
Туроверов — природный казак из старого нижнедонского рода, всадник, знавший кровавые сечи и рубки, вкусивший хмель бранной славы, горечь поражения и изгнания. Он не только “баталист”, но колорист, изобразитель донской природы, степи, автор историко-культурных стихотворений. Стоит в непосредственной близости с другим белым витязем — поэтом Иваном Савиным (1899 — 1927), таким же молодым добровольцем, только не казаком по рождению, воевавшим в Крыму, пережившим ужасы плена и чрезвычайки, гибель единокровных братьев, рано умершим. В своих лучших “добровольческих” стихах Туроверов звучит едва ли не столь же пронзительно, как и Савин. Почетное сходство и соседство: Иван Бунин отмечал выдающиеся достоинства исповедальной лирики Савина, давшего в русской поэзии двадцатых годов тему национальной катастрофы через трагический личный опыт революции и Гражданской войны.