Новый Вавилон
Шрифт:
Как и вратарь бразильцев.
И двадцать полевых игроков вместе с арбитрами.
На огромном поле одиноко замер мяч, трибуны стадиона стремительно пустели. Меньше чем за пять секунд исчезли сто двадцать тысяч зрителей.
Оглушительный шум сменился не менее оглушительной тишиной, контраст между абсолютным беззвучием и недавним ревом поражал.
Клео неотрывно смотрела на мяч, поставленный на одиннадцатиметровую отметку. Почему она не телепортировалась?
Получив на свой телепортер тревожное предупреждение — НЕМЕДЛЕННАЯ ЭВАКУАЦИЯ, — она отчего-то не нажала на кнопку «Дом», чтобы вернуться в безопасность своего личного пространства, как
Клео понятия не имела почему.
А вот заботливый Элиас мгновенно перенесся в свою квартиру на площади Пикадилли, даже не оглянувшись на нее. В фильмах-катастрофах герои обычно обнимают возлюбленных, чтобы сбежать вместе, а то и жертвуют собой ради подруг. Элиас же испарился, осталось лишь воспоминание о том, как рука его лежала на ее коленке. На какое-то мгновение Клео решила, что это она виновата, она ведь так желала, чтобы Элиас просто исчез, вот он и исчез — правда, с ним и весь остальной стадион.
«Не воображай так, дорогая! — усмехнулась про себя Клео. — Они просто сбежали. Таков уж современный мир. Вот мы в едином порыве ликуем, смеемся, танцуем, а в следующее мгновение каждый скрывается в индивидуальной норе, спасая свою шкуру».
Впрочем, какое все это имеет значение?
Клео не телепортировалась, потому что ждала чего-то… или кого-то? Того, кто не поддается стадному инстинкту, когда ему предлагают смеяться или бежать, а поступает по-своему…
— Впечатляет, да?
Клео резко обернулась.
— Кажется, мы остались вдвоем.
Журналист, тот самый, обладатель орлиного профиля. Теперь он сидел тремя рядами выше и смотрел на нее с ироничной улыбкой.
— Я мечтал остаться наедине с самой красивой болельщицей, и футбольный бог внял моей мольбе.
Клео улыбнулась — вообще-то ведь и она думала о чем-то подобном. Журналист спустился, и Клео заметила, что он невысокий, одного роста с ней.
— Оставаться здесь опасно, мадемуазель. Раз уж Всемирная Организация Перемещений приказала эвакуироваться, значит, есть серьезные причины.
Клео прижала палец к губам, призывая его к молчанию. Ей не хотелось, чтобы он разрушил волшебство момента. Она обвела взглядом поле, опустевшие трибуны, задержала взгляд на мяче.
— Значит, вы меня защитите. Кстати, почему вы остались?
Ему явно понравилась ее выдержка. Он сел рядом, на место Элиаса. Они смотрели на поле, словно ждали, что футболисты вернутся и игра продолжится — только для них двоих.
— Я журналист, я хочу понять, что тут происходит.
— И что происходит?
— Увы, похоже, ничего… Вроде бы.
Оба рассмеялись, он протянул руку:
— Лилио. Лилио де Кастро.
— Клео. Клео Луазель.
— Кажется, такой массовой эвакуации не случалось с Big One в 2057-м.
— Меня тогда еще не было на свете, — ответила Клео с улыбкой, она уже поняла, что де Кастро вряд ли намного старше нее.
— В 2057-м сейсмологи обнаружили, что разлом Сан-Андреас, на котором расположены Сан-Франциско, Лос-Анджелес и добрая половина Калифорнии, может не устоять и случится землетрясение, которого боялись двести лет. Калифорнийские города ухнули в недра земли за двадцать минут. Исчезли с карты. Случилась глобальная катастрофа, но никто не погиб. Ни один человек. Все получили тревожное оповещение, когда земля вздрогнула, и все телепортировались. Наверное, именно это событие окончательно убедило жителей планеты в необходимости телепортации человека. В следующем году была принята Всемирная Конституция.
Лилио говорил
страстно, но Клео перебила его:— Я видела вас… До начала матча, по телевизору.
Лилио кивнул, глядя на пустое поле.
— Да, я задал несколько вопросов президенту Немроду. Думаю, моя карьера после беседы с ним пойдет в гору. В последнее время все странным образом ускорилось.
«Он должен написать статью и сейчас смоется, оставив меня одну…» — подумала Клео.
Она машинально поправила прическу. Интуиция подсказывала, что этот явно амбициозный тип тоже не хочет расставаться.
— Что будем делать? — спросила она, кивнула на мяч и предложила: — Станьте в ворота, а я попробую забить.
Лилио рассмеялся.
— Куда желаете перенестись, Клео?
— Никакой телепортации, хочу просто пройтись.
Ей удалось заинтересовать де Кастро, и на этот раз не только внешностью.
— Вы странная.
— Вы тоже.
Клео не кривила душой. Этому человеку явно плевать на условности. А она самая заурядная женщина, старомодная, просто притворяется необычной, чтобы задержать этого Лилио еще на пару минут.
— Знаете фавелы?
— Это что-то съедобное?
Журналист захохотал. Клео нравился его громкий заразительный смех, в котором участвовало все лицо, даже черная бородка тряслась.
— Фавелы — это кварталы Рио. Старые кварталы. Фавела Мангейра [16] в двух шагах отсюда, за железнодорожной линией. Туда никто обычно не телепортируется, но на это стоит взглянуть. Зрелище поучительное и опасное, поэтому пообещайте телепортироваться, если там нас подстерегает что-то…
16
Район трущоб в Рио-де-Жанейро, с центром на холме Мангейра.
— Обещаю — если сделаете то же самое. Настроим кнопки «Дом» на одну и ту же точку? Венеция? Санкт-Петербург? Монмартр?
Лилио еще раз взглянул на словно вымерший стадион.
— Вперед, Клео! Вы правы, нам стоит пройтись. Давайте отправимся туда, где властвует мрак, таких мест еще много в этом мире. — Он протянул ей руку: — Доверьтесь мне.
Часть II
Дикие миры
Земля принадлежит всем землянам…
Лилио де Кастро: Вы говорили о важной роли прошлого, президент?
Галилео Немрод: Верно, господин де Кастро. За те сто лет, что существует телепортация, почти все жители Земли забыли несколько тысячелетий истории человечества. Да, нашим детям преподают историю, у каждого есть реперные точки, каждый имеет некоторое представление о серьезных конфликтах, революциях, колонизации, двух мировых войнах, популистских кризисах 2040-х годов. Самые эрудированные помнят, как устанавливались границы государств, знают, что существовали империи, Соединенные Штаты Америки, Китай, Европейский Союз. Все эти старые языки, флаги, униформы, дворцы, соборы и замки стали экзотикой, но кто сегодня пробует оценить свершившуюся революцию мысли?