Новый Вавилон

— Бабу, ты со мной! — приказал Акинис. — Возьмем двадцать человек и окружим квартал.

Ми-Ча опустила кота на пол рядом с миской и потянулась к телепортеру на запястье.

— Нет, принцесса, останешься здесь. Займешься компьютерными данными. — Майор подключился к планшету Ми-Ча и вывел на экран лицо блондинистого киллера. — Пока не докажем обратное, считаем убийцей его. Он застрелил десятерых, чтобы украсть билеты на финал, но не пришел на стадион. Почему? Где он сейчас? Кто он? Как появляется и исчезает, не оставляя следа? Найди его, Ми-Ча. Найди и нейтрализуй.

— Есть, шеф! Но пока вы не отправились играть в суперменов на улицах Рио, пусть кто-нибудь объяснит мне значение слова «питчипой».

— Позже, малышка, — успел сказать Бабу, и они с майором телепортировались.

Кореянка осталась одна в доме, зажатом между морем и рекой, между птичьими криками и детским смехом, перед огромным портретом убийцы. Она крепче прижала к себе кота, заглянула в его голубые глаза, потрогала влажный розовый нос, погладила шелковистую шерстку, подумала, что ему очень пойдет бантик на макушке, и уставилась на незнакомого киллера.

— Ты… — Ми-Ча помолчала и шепнула: — Обещаю тебе, Кот, мы отыщем того, кто убил твоих маму и папу, где бы он ни прятался!

19

Гульмарг, Гималаи, Кашмир

Мадху редко покидал свою хижину после смерти жены Лилы. Иногда он телепортировался в Исламабад, а иногда в Дели, чтобы купить продукты или теплую одежду, и сразу возвращался в Гульмарг, на высоту трех тысяч метров над уровнем океана.

Когда врачи сообщили Лиле, что рак легких победить не удалось и дни ее сочтены, она собрала последние силы и переместилась в горы, на землю предков, где и умерла в своей постели. Мадху завернул тело в саван и сжег его на холме, рядом с которым и стал проводить почти все время.

Он ни с кем не встречался — да и кто бы захотел посетить этот затерянный уголок Гималаев? Многим альпинистам нравилось телепортироваться в горы, но другие вершины привлекали их больше Гульмарга, находившегося в штате Кашмир, на старой границе с Пакистаном. Когда-то эта вершина была одной из самых опасных, пейзаж все еще портили бункеры и колючая проволока, не украшали его и серые пилоны горнолыжного курорта, единственного в Гималаях на протяжении целых ста лет. «Никто не захочет потеряться на этой проклятой горе… — подумал Мадху, с удивлением глядя на странного незнакомца в кожаной куртке, материализовавшегося в пятидесяти метрах от него. — Что здесь забыл этот чудак, не удосужившийся даже шапку надеть?»

— Что-то ищете? — спросил он.

Незнакомец стоял в снегу, рядом с кабиной фуникулера.

— Работает? — поинтересовался он.

Мадху сделал несколько шагов и остановился рядом с могильным холмом. Утром он купил индийские гвоздики в Моратуве, городе на юге Шри-Ланки, и украсил ими могилу жены.

— Понятия не имею, — ответил он. — Я много лет не видел его в действии. Гораздо проще телепортироваться.

— Я бы хотел отправиться наверх, — пояснил мужчина, — меня интересует гималайский курорт «Хайбер».

Мадху подул на руки. Похолодало градусов до десяти, ледяной ветер сотрясал кабины, а пришелец обходился без перчаток и шарфа.

— Невозможно, — с сожалением в голосе произнес он. — Это частное пространство. Никто там не бывает, но есть много других интересных вершин.

— Вы знаете, что находится наверху? — не отставал блондин.

— Нет, меня это не касается, я хорошо себя чувствую в моем доме. Спускаюсь иногда вниз, но никогда не поднимаюсь.

— Я понял. Спасибо.

Незваный гость последний раз обвел взглядом кабины и пустую будку, где когда-то продавали билеты, машинный зал под ногами и телепортировался.

Вот и хорошо.

Мадху терпел только соседство гималайских стервятников, диких яков, больших голубых баранов — бхаралов и их главных врагов — снежных барсов. Он любил наблюдать за животными, держа палец на кнопке телепортера на тот случай, если хищник вдруг решит напасть. Мадху сохранил рефлексы охотника, унаследованные от кашмирских предков, и обладал превосходной реакцией.

Он дошел до могилы и опустился на колени перед гвоздиками.

— Чужой ушел, — прошептал он. — Мы снова одни, моя Лила.

Мадху закрыл глаза, а когда снова поднял веки, увидел тень на хрупких цветах. Он не успел поднять голову и разглядеть негодяя, забывшего об уважении к мертвым, — в шею ему вонзился нож, и он упал, не произнеся ни слова, не издав крика, который нарушил бы вечную тишину Гималаев.

Кровь хлынула на белый снег, красная, как гвоздики для Лилы.

20

Фавела Мангейра, Рио-де-Жанейро

— Я не знала, что подобные места до сих пор существуют.

Они шли рядом по фавеле Мангейра, и Клео с любопытством, смешанным с отвращением, рассматривала пустые, стоящие почти друг на друге грязные домишки, их жестяные крыши лепились к холму на манер гигантской лестницы. Дома выглядели так, будто по ним протопал великан, они скособочились, но каким-то чудом уцелели. Канавы были заполнены грязной густой жижей, смесью земли, битого стекла и ржавых железяк, между которыми ухитрялись расти деревья и колючий кустарник. На улицах невыносимо воняло, все они были пусты, как будто жители этих трущоб скопом телепортировались, уступив квартал крысам.

Отвратительные грызуны были повсюду.

— Люди действительно здесь жили? — спросила Клео.

— Миллионы людей, — ответил Лилио, — десятки миллионов. Здесь и в других мегаполисах. В Индии их называли трущобами, в Европе — бидонвилями, но назначение у них было одно: давать приют тем, кому отказывали в других местах. Кварталы, куда сбагривали нежелательный элемент, обносили колючей проволокой и охраняли, чтобы не позволить насилию перекинуться в другие части города.

Они двигались дальше, мимо остатков прежней жизни — ржавых железяк, ветхих простыней и занавесок, перепутанных электрических проводов, напоминающих клубки змей. Клео то и дело вздрагивала. Ей казалось, что она попала на другую планету или вернулась на Землю после конца света.

— Слава богу, что никто здесь больше не живет… — Она судорожно вздохнула.

— Почти никто, — отозвался Лилио.

Они поднимались по узким крутым лестницам, и журналист показывал пальцем на заброшенные лавчонки. В одной из них, наверное в бакалейной, Клео разглядела помятые алюминиевые этажерки, груду соломы и деревяшек — скорее всего, когда-то это были столы и стулья.