Новый Вавилон

— Люди жили здесь безвыездно. Они рождались и умирали в своем квартале.

— Почему? — удивилась Клео. — Им было запрещено перемещаться или они сами не хотели?

Лилио обвел взглядом гигантское белое блюдо стадиона «Маракана» и Сахарную голову — гору над заливом Гуанабара в восточной части Рио-де-Жанейро.

— Чтобы в мире сохранялось равновесие, были нужны места привлекательные, выставляющие себя напоказ, и другие, которые приходилось скрывать. Люди приспосабливались к этому порядку вещей, и каждый прекрасно жил в своем квартале — если не заходил в соседний. Так было, однако… — Де Кастро сделал паузу, не зная, стоит ли продолжать, но все-таки решился: — Однако сегодняшняя ситуация намного хуже.

Клео опешила.

— Что вы такое говорите?! Сегодня каждый ходит где хочет! Разве нет?

— Именно так. Каждый перепрыгивает из одного места в другое, минуя непопулярные. Земляне телепортируются и не пересекаются, мир для них превратился в череду точек. Для молодых тусовщиков это пляж, где можно устраивать вечеринки, для шопоголиков — бутики в виртуальных торговых галереях, для тех, кто зарабатывает едва ли сто песо-мундо в месяц, а таких полно, — пункты распределения продуктов, расположенные на старых заводах или в шахтерских городках. А для самых богатых — недоступные остальным Эйфелева башня, Запретный город, Бурдж-Халифа… [19]

19

Бурдж-Халифа (Дубай) — самое высокое многоэтажное здание, единственный 828-метровый и 163-этажный небоскреб в мире. Его уступчатая форма напоминает сталагмит.

— «Маракана»…

— Здесь смешиваются представители всех групп, и это обманка! Как только люди начали телепортироваться, человечество зациклилось на нескольких точках планеты и почти полностью игнорирует бoльшую часть земной поверхности, где не на что смотреть и нечего делать. Сегодня Земля такой же предмет потребления, как все остальные. Когда-то люди защищали планету, сохраняли с ней глубинную связь.

— Но не здесь.

— Даже здесь.

Клео требовалось время на размышление. Она остановилась перед грудой обломков, вечность назад бывших одним из домов. По перекрестку двух ближайших улиц промелькнула тень — не крыса и не бродячая собака. За ними следят?

Клео испуганно посмотрела на Лилио — заметил он что-нибудь или нет? Кажется, все в порядке, опасности нет. Журналист достал планшет, сосредоточился на экране, улыбнулся.

Ну что за нелепая ситуация! Она гуляет по одному из самых мрачных мест планеты с незнакомцем, которому больше нравится беседовать с гаджетом.

— Хорошие новости? — съязвила она.

— Да, мою беседу с президентом Немродом опубликовали. Уже двести шестьдесят восемь миллионов просмотров, и их число растет. Вам составляет компанию знаменитый журналист, мадемуазель!

— Лучше сконцентрируйтесь на том, что происходит вокруг нас. Мне понравилась прогулка по этому прелестному кварталу. Это было очень познавательно, правда… Но сейчас нам лучше телепортироваться в другое место.

Клео покосилась на черные тени, скользившие по стенам, и невольно поежилась.

— У меня есть и плохая новость.

Взгляд Клео сделался затравленным.

— Нам придется искать выход из лабиринта на своих двоих, наши телепортеры заблокированы.

— Что вы такое говорите?!

— Я предполагал, что случится нечто подобное, а сейчас проверил и убедился.

Клео опустилась на ржавую бочку.

— Но зачем?

— Все очень просто. Раз стадион эвакуирован, значит, была угроза теракта. Из всех зрителей не сбежали только мы с вами и в результате сразу попали под подозрение. Надо думать, что скорее я, чем вы. Меня числят среди тех, кто сопротивляется «круговой» телепортации. Я представляю угрозу для ОВП и ее священного принципа «Одна Земля, один народ…» — продолжите сами.

Клео сжала виски ладонями. Небо сменило цвет с голубого на серый так стремительно, как будто чья-то рука задернула занавес перед солнцем.

— Спасибо, что взяли меня с собой. Может, вы и правда террорист?

Они долго молча смотрели друг на друга, и Клео думала: «Он хорош, но слишком уверен в себе и существует в каком-то другом мире».

— Я просто делаю свое дело, — наконец сказал Лилио. — Я свободный журналист, меня не волнует, что о моих расследованиях думают шишки. Я не довольствуюсь официальным дискурсом и всегда готов выслушать другие мнения.

— Оссиана с его теориями права крови? Террористов-либерстадос?

Журналист поднялся на ступеньку и продолжил высокопарно:

— Да, если хотите. Моя задача — показать, чем они отличаются друг от друга. Политические требования либерстадос не имеют ничего общего с экстремистскими тезисами Оссиана. Я встречался с некоторыми из них, курдами, тибетцами, корсиканцами, басками… Симпатичные, милые домоседы, отзывчивые идеалисты. Можно защищать националистические лозунги, язык, историю и даже территорию и свободу, не являясь террористом.

— Я… не знаю… Я учительница, преподаю историю по программе Всемирной организации образования и объясняю детям, что любые националистические выступления всегда приводили к войне, а в 2058-м, когда восторжествовал интернационализм, наступил мир.

Они продолжали карабкаться вверх по фавеле, склон становился все круче, но дома каким-то чудом держали равновесие, цепляясь друг за друга. Клео часто оборачивалась, уверенная, что за ними следят. Как они выберутся без телепортеров? Впрочем, Лилио, кажется, знает, что делать, раз так уверенно ведет ее по очередному лабиринту лестниц между рухнувшими стенами лачуг.

— Я не сомневаюсь, что вы замечательный педагог, а детям необходимо прививать терпимость и уважение к окружающим. Я журналист и ищу истину. Признaюсь честно: есть три сюжета, которые меня особенно интересуют.

Он остановился на площадке между двумя пролетами и посмотрел на небо. Клео подумала, что ему понадобилось отдышаться, но тут Лилио потер веко.

Прямо ему в глаз угодила капля, в следующую секунду вторая шлепнулась на нос Клео. Де Кастро взглянул на свой телепортер, проверил время и чертыхнулся:

— Они зарядили дождь!

Пришлось стремительно укрыться под ближайшей железной крышей. Куча кирпичей нестерпимо воняла гнилью, и у Клео от страстного желания нажать на кнопку и телепортироваться подергивался указательный палец…

Она посмотрела на экран — дождь продлится час, ни на минуту больше. Лет двадцать назад ученые научились контролировать климат и для начала остановили разогрев планеты, а потом сделали метеорологию точной наукой. Теперь в зонах умеренного климата круглый год стояла хорошая погода, если не считать одного часа в сутки, когда Всемирная климатическая организация порционно «включала» дождь. Земляне вели бесконечные споры касательно этих ливневых периодов, одни считали лучшим временем ночь, другие — утро, а меньшинство депутатов Всемирного конгресса вообще предпочли бы вернуться к прежнему, ненадежному методу случайных явлений природы, однако большинство жителей планеты упорно не желали возврата к прошлому.