"Ну и нечисть". Немецкая операция НКВД в Москве и Московской области 1936-1941 гг

сроками. Гримм получил 4 года заключения в крепости. Он вышел из тюрьмы города Брухзаль таким же

убежденным коммунистом, каким он был в зале судебного заседания.

Пришедший во Франкфурт приказ ЦК КПГ немедленно прибыть в Берлин не вызвал у Гримма особого

удивления — он привык к тому, что партийных функционеров перебрасывают с места на место, не

спрашивая из согласия. Однако предложение, которое ему сделал Лео Флиг, оказалось крайне неожиданным.

Об этом трудно было даже мечтать — поручение наладить радиосвязь с Москвой открывало перед молодым

инженером и коммунистом уникальный шанс использовать свои профессиональные знания для дела

мировой революции.

257

Получив паспорт на имя швейцарского гражданина Генриха Мельхера, в декабре 1928 г. Ганс Гримм

отправился в столицу Советской России. В отделе международной связи Коминтерна он получил

необходимую аппаратуру и инструкции, и вскоре в съемной квартире в самом сердце Берлина заработал

радиоприемник, а затем и передатчик германской компартии. Его использовало не только руководство КПГ, но и советская разведка. Однако собранная буквально на коленях аппаратура работала с перебоями, зависела

от погоды и даже от направления ветра. Для того чтобы установить устойчивую связь Гримму приходилось

неоднократно ездить в Москву за новыми инструкциями и материалами. Там взяли на заметку толкового

инженера с партбилетом.

Перспективы, которые открывала радиосвязь для установления прямых контактов с компартиями в самых

удаленных уголках земного шара, все более захватывали умы руководителей Коминтерна. Курировавший это

направление работы Иосиф Пятницкий добился в ЦК ВКП(б) выделения ассигнований на строительство

специальной радиостанции. Было определено место под Москвой, к югу от города Пушкино, советские

торгпредства за рубежом получили срочные задания на закупку новейшего оборудования.

Оставался немаловажный вопрос: кто станет техническим руководителем секретного строительства. Выбор

пал на Ганса Гримма, и с 1930 г. его судьба была уже неразрывно связана с Москвой, с ее известными и

засекреченными адресами — зданием Коминтерна на Моховой, радиостанцией на берегу реки Клязьмы,

гостиницей «Люкс», где жили руководящие кадры мирового коммунистического движения. И с Лубянкой,

куда его будут привозить из тюрьмы на допросы в течение полутора лет.

Предшествовавшие аресту годы жизни Гримма, принявшего в СССР в целях конспирации фамилию Мориц,

можно описать достаточно кратко. До 1934 г. он занимался совершенствованием радиосвязи Коминтерна и

его секций, но так и не смог интегрироваться в номенклатурную систему этой организации. Гримм считал

себя главным специалистом в технических вопросах и ревниво оберегал свое первенство, что

запрограммировало конфликт с руководителем отдела международной связи — Александром Абрамовым-

Мировым. Последний одержал победу, и немецкий инженер был отправлен во «внутреннюю ссылку» — на

хозяйственную работу в Управление делами ИККИ. Там он занимался закупками мебели и иного обору-

дования — руководство Коминтерна готовилось к переезду в новое здание на Ленинских горах, и для его

аппарата необходимо было обеспечить комфортные условия работы.

258

Гримм тихо страдал оттого, что вынужден заниматься всякой чепухой, несколько раз обращался к своему

бывшему покровителю — Иосифу Пятницкому, но до поры до времени все было безрезультатно. Пока не

подвернулся счастливый случай — принимая киноаппаратуру для нового здания Коминтерна, он

познакомился с заместителем директора студии «Мосфильм» Борисом Сливкиным. Последнему приглянулся

толковый немец, отлично говоривший по-русски, и для Гримма начался совершенно новый, хотя и очень

короткий отрезок его профессиональной карьеры — он стал сотрудником, а затем и главным инженером

советской «фабрики грез».

Мысль о том, чтобы вернуться на коминтерновский фронт не покидала его и на фронте «важнейшего из

искусств». Гримм неоднократно подавал заявления с просьбой разрешить ему выезд в Испанию или Китай

для того, чтобы помочь местным революционерам в установлении радиосвязи с Москвой. Однако

постепенно новая работа захватила его целиком — на «Мосфильм» прибывало новейшее американское

оборудование для съемки звуковых фильмов, и для того, чтобы пустить его в ход, требовались недюжинные

знания и солидный запас энтузиазма.

Позже в собственноручных показаниях, написанных на Лубянке, Гримм под давлением сотрудников НКВД

изображал болезни роста советского кинопроизводства в контрреволюционном духе. Действительно, в этой

сфере хватало и интриг, и некомпетентности, и откровенного разгильдяйства. Импортные кинокамеры и

осветительное оборудование либо поступало некомплектным и лежало на студии мертвым грузом, либо

выходило из строя, попав в неумелые руки. Процесс проявления кинопленки так и не стал автоматическим, это вело к огромному количеству брака и исчезновению «уникальных исторических сцен» вроде

выступления товарища Сталина перед своими избирателями.

И тем не менее в годы, когда Гримм работал на «Мосфильме», страна получила самые яркие

художественные кинокартины. Главный инженер ввел процесс ежедневного планирования, закрепил

оборудование за конкретными людьми, что позволило резко сократить количество аварий. Для кинофильма

«Волга-Волга» был построен специальный тонваген, хотя на такое оборудование не имелось даже проекта.

Многие из фактов, приведенных Гримом в своих показаниях, если очистить их от контрреволюционной

«упаковки», могли бы в немалой степени дополнить историю отечественной кинематографии.

По воспоминаниям знакомых его жены Марии Шавер, работавшей в Коминтерне, Мориц-Гримм пропадал на

студии с утра до вечера, ча

259

сто отправлялся туда и в выходные дни. Но дело сдвинулось с места, технический уровень советских

кинокартин в течение двух-трех лет достиг мировых стандартов. Гримм имел все основания считать себя

удачливым представителем новой советской интеллигенции — ему предоставили служебную машину, семья