Нуль

– Неужели он потащил его в Америку?

– Ну, на сумасшедшего Тайлер не похож, – улыбнулась Ольга. – Зачем ему в Америке ваша книга? Наверное, на время своего отсутствия он перенес ее на квартиру.

Сергей думал иначе. Он был почти уверен, что Тайлер Колман по какой-то неизвестной причине улетел в Сан-Франциско с пленками «Черной книги».

«Погоди-ка, – сказал Сергей сам себе, – Сан-Франциско… Ольга действительно произнесла “Сан-Франциско” или я это придумал?»

– Оля, извините, куда, вы сказали, улетел господин Колман?

– В Сан-Франциско.

– Вот как? Он там живет?

– Нет, дом его родителей в Сосалиго, а лететь, конечно же, до Сан-Франциско.

Кстати или некстати, но на литературных антресолях Сергеевой памяти опять произошло какое-то движение, и оттуда выпали строчки из «Портрета Дориана Грея», вообще говоря, соответствующие моменту. Сергей вспомнил слова лорда Генри: «Странное дело – как только кто-нибудь бесследно исчезает, тотчас разносится слух, что его видели в Сан-Франциско! Замечательный город, должно быть, этот Сан-Франциско, и обладает, наверное, всеми преимуществами того света!»

Сергей поблагодарил Олыу за то, что она нашла время встретиться с ним, попрощался и покинул посольство, обменяв при выходе пластиковую бирку на свой видавший виды паспорт.

Он уже понял, что типография, с которой удалось так удачно договориться, напрасно ждет заказа: «Черная книга» не будет сдана в производство в конце февраля. И еще он понял, что через десять дней обязательно помчится в Америку на выставку «Интермедиа», хотя последние две недели колебался, стоит ему там быть или нет, – уж больно непредсказуемо разворачивались события в Москве.

Дело в том, что выставка «Интермедиа» ежегодно происходила именно в Сан-Франциско. До городка Со-салито опуда – рукой подать. Рука эта длинная, металлическая, неописуемо красивая, и название ее известно всему миру: мост Золотые Ворота.

Этот день, девятнадцатое февраля, который человечество знает как день рождения Николая Коперника, нанесшего сокрушительный удар по Птолемеевой системе мира, для Сергея оказался днем двойного удара. Только что он пропустил тяжелый свинг, но посчитал, что выдержал его. Между тем впереди его ждал нокдаун.

Сергей приехал в издательство, позвонил в «Аэрофлот», подтвердил, что не сегодня завтра выкупает давно заказанный на первое марта билет до Сан-Франциско, и хотел уже было собрать совещание «внутреннего круга», чтобы рассказать о визите в посольство и исчезновении пленок, как тут его снова позвали к телефону.

Звонила секретарша управляющего банком «Москва». Она просила Сергея срочно приехать – это, мол, связано с его заявлением.

Сергей наспех оделся, впрыгнул в машину, Петя лихо газанул, и они помчались в центр Москвы.

Доехали очень быстро, умудрившись не застрять ни в одной из привычных для Москвы пробок. Сергей вошел в банк, поднялся в лифте на четвертый этаж, где размещалось руководство, и охранник сразу же провел его в кабинет управляющего.

– Мы рассмотрели ваше заявление, провели внутреннее расследование и пришли к очень любопытным выводам, – сказал управляющий после обмена приветствиями.

– Интересно, к каким же? – заволновался Сергей.

– Позвольте, я приглашу нашего менеджера.

– Да-да, конечно.

Меньше чем через минуту в кабинет вошел молодой человек. Сергей видел его впервые в жизни. Он лишь отметил, что в банке «Москва» все сотрудники носят очень хорошие костюмы и со вкусом подбирают галсгуки.

– Матвей Николаевич дежурил по хранилищу в тот день, когда было изъято содержимое вашего сейфа.

– Очень приятно, – молвил Сергей. – Значит, вы установили даже день?

– Это было нетрудно, – сказал управляющий. – Тем более что Матвей Николаевич лично видел человека, который вошел в хранилище и вышел с двумя папками.

– Потрясающе! – воскликнул Сергей. – И кто же это был?

– Это были вы, Сергей Владимирович, – злобно, но вежливо сказал Матвей Николаевич.

Таких ударов Сергей не испытывал никогда в жизни. Только в эту секунду он по-настоящему понял, что означает выражение «подкосились ноги».

– Я?! – ошалело закричал он.

– Вы, – повторил Матвей Николаевич. – Вы предъявили свой банковский пропуск и ключ, я впустил вас в хранилище, там вы, очевидно, набрали известный вам код и открыли сейф. Когда вы вышли с папками, я, как положено по инструкции, вошел в помещение хранилища и осмотрел его. Все дверцы были закрыты, сигнализация молчала. Только после этого вы смогли уйти.

Сергей ничего не понимал, кроме того, что жизнь его, с некоего неясного момента, превратилась в абсурд, сон, кошмарную книгу, которую пишет на небесах какой-то шизофреник.

– Вы уверены, что это был я? – тупо спросил он.

– А вы уверены, что это были не вы? – в тон подхватил управляющий банком. – Либо вы забираете свое заявление и мы делаем вид, что ничего не произошло, либо мы возбуждаем дело о клевете и опорочивании репутации нашего банка.

Сергей взял свое заявление, зачем-то перечитал его, потом медленно, сам не веря тому, что он это делает, разорвал лист бумаги на несколько частей, скомкал в руке и вышел из кабинета.

Из всех, стран, которые Сергей смог хоть немного узнать, разъезжая по миру по издательским и литературным делам, больше всего он любил бывать в Америке. А в Америке лучшим городом был для него Сан-Франциско. Какое-то время Сергей считал, что это вообще самый красивый город на свете, хотя прекрасно отдавал себе отчет, что «самых красивых» городов, так же как и «самых умных» людей и «самых интересных» книг, попросту не бывает.

Путешественнический опыт Сергея был достаточно велик, но, разумеется, множество стран и еще более великое множество городов он не видел вовсе, да это, наверное, никому и не дано – увидеть въяве всю нашу планету. Слава богу, что есть телевидение. Я, в отличие от Сергея, путешественник телевизионный.

Не так давно Сергей оказался впервые в Испании и побывал в Барселоне. Он с таким жаром, в таких красках описывал этот город, что я понял: в его душе у Сан-Франциско появился серьезный конкурент.

Еще несколько месяцев назад я мог бы сказать, что Сергей любит бывать в Америке, потому что он просто-напросто американофил. Ну, нравятся человеку американцы, ну, обожает он этих заокеанских живчиков, ну, восхищается так называемым американским образом жизни, что ж, дело индивидуальное, никому от этой любви ни жарко ни холодно, пусть себе…