О чем поет вереск

Сила ши в Верхнем убывает куда быстрее, взять ее неоткуда, но остатков волчьему королю хватает, чтобы унять боль волка, исцелить ожоги как на шее юноши, так и на своих ладонях, пока пелена боли от прожженных до костей рук не заволокла сознание. Ши платят за быстрое восстановление повышенной чувствительностью: благой, не в силах вынести телесную или душевную муку, легко может впасть в сон-жизнь. Но с собой Мидир справится, а терять спасенного не хочется.

Он сбрасывает плащ и накрывает плечи измученного юноши:

— Я Мидир, волчий король. Кто ты, как тебя зовут и отчего ты был пойман?

— Мой король, — голова склоняется ниже, глаза потухают, ладонь прижимается к сердцу в приветствии волков. — Я узнал вас. Я волк, но я не помню своё имя…

Волчий король выдыхает: что же должно произойти с волком, чтобы он забыл собственное имя?! Имя — основа ши!

— Но я помню ту госпожу, которая желала мне унижения, а вам смерти. Она друидка, злая, старая, она жаждет крови…

— Боудикка!

***

— Боудикка?! — гневно повторила Этайн.

Она приподнялась, опершись о плечи Мидира.

— Этайн, я не хотел…

— Не может быть!

— Ложь недопустима для мага.

Боудикка настолько не связывалась в его сознании с Этайн, что волчий король не подумал про кровное родство, священное для ши. Но она вновь поразила Мидира:

— Держать волка, вольного зверя, на привязи, выставлять на потеху толпы? Из-за чего? Из-за личной обиды? Что он ей сделал?!

— Не волк, а я. Видишь ли, Боудикка вроде как прокляла меня и Джареда еще на земле — и пригрозила отомстить. Ей было тогда лет пятнадцать… Если тебе интересно, я не спал с ней.

— Обманутые ожидания? Теперь я лучше понимаю ее злость! — неожиданно рассмеялась Этайн. — Ты, мое сердце, можешь околдовать любую.

— Магией улыбки и голоса. Нет, далеко не каждую, — потрепал Мидир огненные кудри.

— Но… — выдохнула Этайн, опустив голову. — Откуда она тебя знает? Как вы познакомились?

— Я спас ее.

— Ты спас ее, а она хочет тебе отомстить? — вознегодовала Этайн. — Я люблю ее, но иногда совсем не понимаю.

— Я спас ее, когда убивал тех, кто погубил Мэрвина… моего старшего брата, отца Джареда. Помнишь, я говорил тебе, что хотел помочь? — Этайн кивнула. — Я опоздал.

Мидир замолчал, пытаясь смирить ярость, каждый раз охватывающую его при мыслях о смерти брата.

— Не серчай, мое сердце, — погладила его грудь Этайн и прижалась щекой. — А почему ты просто ее не отпустил?

— Отпустить ее я мог, разве отрезав язык.

— Ты же…

— Вот и Джаред был против, — усмехнулся Мидир. — Пришлось ей пожить с нами, пока я не разобрался с… — волчий король запнулся, но все же договорил, — с кровной местью. Боудикка знала про нас. И решила проникнуть в Нижний любым путем, когда поняла, что ничего не выйдет ни со мной, ни с Джаредом, отдала его друидам на заклание в обмен на силу.

— От них так просто не вырваться… — поежилась Этайн.

— Я разворошил их осиное гнездо и слегка уменьшил количество низших. Высшие, Не-сущие-свет, признали вину, пропустили нас в Нижний и пообещали помощь в дальнейшем. Видно, решили, что я и так сдохну от ран.

Мидир осекся… Боль в глазах Этайн была слишком очевидна. Боль и волнение за него.

— На прощание я лишил Боудикку силы друидки. Как она разозлилась! Прошипела, что мы не сможем защитить своих женщин. Мне так и не удалось убедить Джареда, что это только слова ревнивой су… Хочешь узнать, что с Аланом было дальше?

***

Поднятый с колен молодой волк, закутанный в плащ, порывается идти сам, но Мидир придерживает своего подданного за плечи и, подстроившись под неровный шаг, медленно выводит его из круга огня и смерти.

Люди смотрят на юношу еще злее, чем на волка. Им кажется несправедливым, что, обладая разумом, ши вел себя как зверь и все же избежал наказания.

Эохайд подзывает к себе старшего стражника, отдает команды, среди которых острый волчий слух улавливает приказ пройти в ближайшую таверну и выпить за счет короны. Повеселевшая стража прячет оружие и уходит, а Эохайд поворачивается к Мидиру, с любопытством оглядывает спасенного:

— Так это все же твой волк.

— Ещё какой мой! — король удерживает дернувшегося отойти волка и скалится от боли, но договаривает спокойно. — Его зовут Алан, и он мой верный защитник.

Эохайд бросает взгляд на руки Мидира, но ничего не говорит и не предлагает, раз тот не просит и не нуждается более в его помощи.

***

Мидир притянул к себе Этайн, шепнул на ушко:

— Я заплатил виру семьям погибших и покалеченных. Алан ничего не вспомнил, даже как попал в плен, и родня у него так и не нашлась. Он спросил уже здесь, в нашем мире, куда ему теперь. Понятно, мол, с глаз долой, но в темницу или сразу на плаху? — Мидир помедлил, вспоминая темно-серые печальные глаза на красивом худом лице.

— И что ты ответил? — встревожилась Этайн.

— Что его жизнь нужна мне. И что лучшего защитника мне не сыскать.

— Мидир, ты чу…

— Чудовище?

— Просто чудо! И если бы… — обвила его руками и ногами Этайн. — И если бы я уже не любила тебя так сильно, то обязательно бы влюбилась сейчас!..

Мидир решил, что бывают такие дни, когда можно и вовсе не вылезать из постели. Тем более, время проходило просто чудесно, хотя непривычно было ему только разговаривать!

Звон прошел по замку, отбивая полночь. Клепсидра считала летящее время, грохотала за окнами гроза…

А в королевской опочивальне сминались угольно-черные простыни. Темно-рыжим золотом стелились по ним волосы Этайн, зеленым колдовским огнем горели ее глаза, молочно-белая кожа розовела от волчьего тепла. После единения душ единение тел ощущалось особенно остро, особенно сильно… Мидир прикусил ладонь, сдерживая крик, вспомнив, что так и не восстановил защиту, а потом все же взвыл от сладкой, выкручивающей тело муки. Этайн простонала счастливо: «Мое сердце…» — и он опять остался на всю ночь.

Третью из семи.

Под утро пришли мысли — гостями незваными и нежеланными.

Этайн высветила то, что было очевидным, но незаметным для волчьего короля. Повышенную чувствительность ши требовалось снижать при общении с людьми, но тогда, спасая Алана, Мидир не понял. Он осознал произошедшее лишь сейчас. Он не отшатнулся, когда Эохайд коснулся его руки! Словно Эохайду можно было дотронуться, словно он был где-то за гранью обыденных вещей, за рубежами закона и Слова.

Они не раз помогали друг другу в схватке, не раз выдергивали друг друга из-под вражеского меча, передавали на пиру кубок, на привале — плащ, во время похода — поводья коней… Но раньше, Мидир был уверен в этом, каждое такое действие имело практическую цель. Зачем Эохайд не отдал приказ убить зверя? Все было бы понятно, просто и логично. Эохайд сделал это ради… Ради? Ради самого Мидира? Чтобы поддержать волчьего короля? Бессмертного мага, перед которым трепетал весь Нижний мир?