О чем поет вереск

Нет, нет и нет.

Мидир рассказал ему про волка.

Мидир говорил ему обо всем, о чем спрашивал человек. Только с Эохайдом он был так откровенен, пусть и не замечал этого по сей день. Мидир сердцем знал то, что понял теперь разумом.

Эохайд поддерживал не волчьего короля и бессмертного мага. Эохайд поддерживал Мидира, своего друга.

Только Эохайд был другом Мидиру. Мидир это понял, лишь потеряв Эохайда.

Он поцеловал затылок женщины, уже давно спящей рядом, погладил ее руку на своей груди. Он никого не обманул по законам ши! Но по человечьим законам… Сердце саднило от гибели волков и потери Грома. Но было и что-то еще.

Что понял Эохайд, потеряв жену, додумывать не хотелось.

Комментарий к Глава 11. Его зовут Алан

1 Го лер! — Довольно! (ирл.)

2 Лайтбан — Белая молния (ирл.)

========== Глава 12. Вересковый восход ==========

Через неплотно прикрытые ставни в королевские покои Черного замка прокрался невеселый восход. Особенно серый и невеселый после жемчужной теплоты Этайн, ласковой и пьянящей даже после бессонной ночи.

Мидир, не вставая и даже не шевелясь, потянулся мыслью к Джареду в надежде, что никуда идти и ничего делать не придется.

— Советник.

— Все готово, мой король.

Голос Джареда проскрежетал суше обычного, и Мидир нахмурился.

— Он жив?!

Советник привычно смолчал. Как всегда, когда ответ был очевиден.

Мидир бережно снял женскую руку со своей груди, отодвинул горячее даже для его волчьей кожи бедро Этайн. Она, вздохнув, подложила под щеку ладонь, напомнив Мидиру ту безымянную девушку, с которой он расстался в день их знакомства. Словно века минули…

Волчий король накинул легкое покрывало морока, даря сон.

Этайн проспит до полудня, когда все закончится, когда исчезнут даже следы того, что ему предстоит совершить.

Четверо погибших.

Виверны, появившись из ниоткуда, пожрали все, до чего смогли дотянуться. Всех, в ком теплилась жизнь, даже безобидных земляных троллей и легкокрылых фей. И тех, кто посмел встать у них на пути. Тот же, кто сбежал…

Два дня дается виновному на раскаяние. На прощание с близкими, если таковые имеются. И на смерть. Но если преступивший закон ши не умирает сам… Мидир в который раз напомнил себе, что Свобода Неблагого двора или Закон Морского царства куда строже, чем Слово дома Волка. Провинившегося убили бы еще при поимке, безо всяких разбирательств. А ведь именно волки отвечают за покой Нижнего мира.

Если бы Атти не покинул свой пост! Если бы, не сбежал в ужасе! Не вспомнил, что можно просто зажечь огонь! Может, погибших было бы меньше. Конечно, стая ненасытных чудовищ напугает кого угодно.

Кого угодно — кроме волков.

Видно, снова пора выставлять по двое на сторожевых башнях и лежках, как в дни опасности или войны.

Когда-то давно, когда мир был добрее, а животные, люди и ши жили бок о бок в согласии, для покоя и счастья достаточно было любви. Но не теперь. Не теперь… Любовь — нечастая гостья Туата-де-Данаан.

Мидир поправил дублет: сегодня он накинул одежду, что носили его волки, его стражи. Самый простой крой. Без вышитых волчьих лап, означавших ранги. У короля волков рангов нет…

Подошел к наружной стене, бросил взгляд на разгорающуюся алым полоску под пепельно-черными тучами. Окна выходили на противоположную от внутреннего двора сторону, но что происходило там, Мидир мог сказать и так.

С ночи горят факелы. На багровом ковре выстроились волки-стражи, с боевыми полуторниками, притороченными к поясам, и замерли в ожидании. А посередине…

Джаред, меч и провинившийся.

Мидир швырнул магией во вновь увядший вереск, хотя прошлого заряда волшебства должно было хватить чуть ли не на столетие. Дунул не жалея силу, чтобы воздух насытился предгрозовой свежестью и прошелся влажной волной по застонавшей Этайн. Чем нежнее касание, тем затратнее магия — легче всего пройтись по телу, почти сдирая кожу, как это любят делать неблагие и сам их безумный король. Мидир убрал упавшую рыжую прядь, присмотрелся к алым зацелованным губам и длинным изогнутым ресницам, прислушался к ровному дыханию рыжеволосой красавицы и тихому падению капель клепсидры, отмеряющей последние минуты жизни Атти. Сколько ни ищи себе дел, а идти все одно придется…

Стражники стукнули алебардами, кивнули головами на его «не уходить», а звериные морды, еле различимые сегодня в черноте стен, неодобрительно косились на короля дома Волка и всего Благого двора.

Путь вниз занял куда меньше времени, чем хотелось Мидиру.

Стоящий на коленях волк был совсем еще юным. Бледный до зелени, он виновато отводил взгляд. На пыльных щеках еще виднелись дорожки от слез, но запавшие воспаленные глаза были уже сухими. Атти любили волки, из него мог бы выйти хороший боец.

— Почему не убил себя? — тихо спросил Мидир, принимая от Джареда меч. Не двуручник Нуаду — незачем поить древний меч волчьей кровью.

Атти повернул голову и прошептал:

— А почему, мой король, вы не остановите мне сердце?

Мидир промолчал. И правда, почему? Это было бы куда быстрее и менее мучительно.

— Мой король, я хочу принять смерть от вашей руки, — ответил Атти и, откинув тусклые волосы, уперся лбом в колоду.

Как будто смерть может быть почетной! Она грязна, страшна и почти всегда — неотвратима. Она рядом с волчьим королем.

Тени сгустились, потянув холодом потустороннего мира.

Мидир глянул на Джареда, выгадывая пару секунд — тот еле заметно кивнул в ответ. В светло-серых льдистых глазах мелькнула жалость. Видимо, показалось: советник не спускал ни малейшей провинности, будучи очень строг как к другим, так и к себе.

Солнце поднялось выше, осветив двор.

Башенные часы неумолимо отсчитывали мгновения, и волчий король взмахнул мечом…

— Нет! Мидир, нет! Заклинаю тебя всем святым! Пожалей его! — крик Этайн разбил хрустальный утренний воздух.

Замах остановить трудно. Однако Мидир обещал Этайн: нет невозможного. Меч вонзился рядом с колодой, прорезав червленый ковер, высек искры из камней двора. Вздох облегчения донесся от стражей. Тень смерти вернулась в свой мир, не получив жертву.

— За твою жизнь просит королева! — произнес Мидир.

Этайн торопливо сбежала по ступенькам, но не подошла, осталась стоять в сторонке, сцепив в замок дрожащие пальцы.

Глаза в пол-лица, губы дрожат, слезы блестят на щеках.

Гадать, как она смогла проснуться и кто ей указал путь, бессмысленно.