О чем поет вереск

Услышав, что слова предков вполне устраивают его, Джаред поклонился и ушел с обычным непроницаемым видом.

А вечером в трапезной вместо длинного прямоугольного стола появился огромный и круглый. Советник сначала предложил сесть волчьему королю, а потом обвел вокруг счастливую Этайн и усадил «с другой стороны» — то есть рядом с Мидиром.

Она, сняв туфлю, коварно водила босой ступней по ноге волчьего короля и выглядела при этом совершенно безмятежно. Мидир чувствовал ее касание так сильно, словно был полностью обнажен. Хватило его выдержки ненадолго, и вечер закончился очень быстро. Это был тот редкий случай, когда они воспользовались гостевой спальней, не в силах дойти до своей.

Отныне мест за общим столом не хватало, но волки безо всяких обид чередовались, рассаживаясь то за отдельными столами, то за главным, королевским.

Мэллин, который раньше вечно усаживался, где его душеньке угодно, лишь бы не на подобающем ему месте — рядом с Мидиром — находился теперь почти всегда близ Этайн. Сегодня она что-то настоятельно выпытывала у него. Брат кривился, а потом с набитым ртом показывал, что не может ни слушать, ни говорить. Не задумывал очередную каверзу, не дерзил советнику, не препирался с Лианной… Иногда клевал носом, словно засыпая на ходу. Мидир злился все больше и больше и уже готов был спустить с него шкуру, дабы узнать, что стряслось. Но Мэллин будет молчать и со спущенной шкурой!

Алан был где-то рядом, привычно незаметен, Джаред — невозмутим, за напускным спокойствием Джилроя таилась грусть. Фордгалл нахваливал еду, замок и воздавал должное ответственности волков, ставя в пример другим Домам. С явным намеком поглядывал на принцессу Солнца, с которой успел перемолвиться утром, поймав ее одну на крытой галерее.

— Я лишь желаю тебе счастья и не в силах смотреть на твои терзания! — Фордгалл прижал руки к груди, потом развел их плавным жестом. — Разве я дал повод сомневаться в своей дружбе?

— Нет, конечно же, нет! — встрепенулась Лианна, перестав теребить рукав золотистого блио.

— Так прими совет друга: не мучай ни меня, ни его. Мне известно о твоих чувствах! И я обещаю относиться к ним бережно, раз принцу Неба не дано разделить их…

— И ты все равно готов взять меня в жены? — недоверчиво спросила Лианна.

— Ты знаешь о моих чувствах к тебе, не можешь не знать! — в глазах лесного вспыхнул рыжий огонь. — Ты выполнишь волю королевы-матери, я же сделаю все, чтобы твоя жизнь была полна радости. Поверь мне, иногда браки, заключенные по расчету, куда спокойнее и счастливее браков по любви! Таков брак моих родителей.

Лианна отошла к парапету и долго молча следила за полетом ласточек между башен Черного замка. Ответила, не глядя на Фордгалла:

— Я почти готова принять твое предложение. Прошу об одном — дай мне время.

— В твоем распоряжении вечность, моя принцесса, — сощурил тигриные глаза лесной принц…

Однако выглядел Фордгалл так, словно вечность прошла и Лианна уже согласилась. Она притихла, даже волосы не золотились, а отливали тревожным серебром. Глаза ее потемнели, став из светло-янтарных темно-карими. Но солнечная принцесса ничем не выдавала своих чувств, лишь Фордгаллу уделяла чуть больше внимания, чем Джилрою. Поймала брошенный Мэллином пряник, осторожно положила около тарелки, явно подавив желание бросить обратно. Погладила, а есть не стала.

Этайн смотрела на Лианну, молчала и печалилась. Мидир пожалел, что все же выпустил ее из покоев, и под благовидным предлогом увел обратно. Незачем ей переживать чужие огорчения и грустить из-за чужой грусти!..

— И как Лианне было не страшно бродить по лесам? А дикие звери? — повернувшись к Мидиру, спросила Этайн.

— Страшно? — усмехнулся Мидир. — Перед солнечной девочкой падают на колени все звери этого мира.

— Но не люди…

— Что тревожит тебя? — не выдержал волчий король.

— Кроме того, что Черный замок в осаде?

— Это было не раз.

Этайн с сомнением покачала головой. Жена права: именно такого еще не было, задумался Мидир и решил хоть немного успокоить ее.

— Мы отдали девятую стену Черного замка сознательно. Пусть верхние ломают ее месяц-другой. А потом им придется перебираться через ее камни каждый раз во время атаки! Восьмую же одолеть невозможно. Зима придет быстро, а она — время волков. Верхние постоят с полгода и уйдут откуда пришли. Клянусь тебе, я сделаю все, чтобы потерь среди моего и твоего народа было как можно меньше.

— Теперь твой народ — мой народ, а твой Дом — мой Дом. Но все же, все же… — вздохнула Этайн, теперь смущенно. — Я понимаю, путь на родину мне теперь заказан, но мне очень не хватает близких. Словно часть моего сердца осталась там, в Верхнем. И еще…

— Не томи, любовь моя.

— Волки знают, из-за чего… вернее, из-за кого эта война?

— Поскольку боевой клич галатов «За Этайн!», скрыть причину очень трудно. Почти невозможно, — как мог серьезно ответил Мидир.

— Но… как это?! Ко мне стали относиться даже более уважительно. На меня никто не бросил ни одного косого взгляда, меня ни в чем не упрекают!

— Вокруг тебя волки. Кто из них посмеет упрекнуть свою королеву? Да и в чем? В том, что она прекрасна и добра, или в том, что вызывает желание? Ты просто не можешь принять, что тебя любят. Очень любят. Зверски, как говорит Алан, и по-волчьи. Волк уже любит тебя, — коснулся он медно-рыжей прядки, поймал теплый взгляд. — Волк будет любить тебя до конца этого мира.

— Мидир, — смущенно протянула Этайн. И смолкла, опустила веки, спрятав хризолитовое тепло. — Это слишком много. И слишком страшно. Люди редко любят до конца своих дней, — и опять вздохнула.

— Я буду собирать твои вздохи и нанизывать их на свою память, — шепнул ей в ушко Мидир. — Но вздохи не разговаривают.

— Я прочитала про наказания. Лишить жизни может король, принц и королева… — прижалась к его плечу Этайн.

— Потому что они знают цену жизни и не раз подумают, прежде чем…

— А маленьких волчат тоже наказывают? — прервала его Этайн.

***

— М-м-мидил, — крупная слеза скатывается по щеке маленького волка. Мэллин смахивает быстро, но на подходе уже вторая. Ухо красное, и кровь течет по щеке.

— Мидил, я не понимаю!

— Чего тут понимать, олень безрогий?!

Помогать лечением запрещено, да и сложно проникнуть в чужую ауру. Но Мидир часто нарушает правила. Он осторожно касается ладонями пострадавшей лохматой головы.

— Мэрвин просто не рассчитал сил. А ты его укусил, теперь он бешеный тоже…

— Тоже? — морщит лоб Мэллин. — Но я же остоложно кусал! Не до клови! Но он так закличал! Я тоже испугался!

Мидир, не удержавшись, хмыкает: испугался, герой!

— Может, может, э… я случайненько плокусил его луку? — Мэллин, позабыв о боли, улыбается, радуясь заботе брата.