О чем поет вереск
Шрифт:
— Утешения? К чем-м-му? — еле выговорил лесовик, настолько его ломала потеря надежды на солнечный трон.
— К тому, что я, пожалуй, пойду.
Брат встал легко, как будто под ногами был обычный пол, а не узкий карниз. Отряхнул дублет, штаны, непритворно чихнул и добавил серьезно:
— Ещё немного, и про нас станут говорить нехорошее. Все знают, как страстны лесовики и чувственны волки. Уединились, понимаешь ли, за высокими кустами! Ты явно нервничаешь, а у меня плохая репутация.
— Что за чушь! Весь двор знает…
— Весь Двор
Фордгалл подскочил как ошпаренный и поспешил следом, не отрывая взгляда от намотанного на ладонь Мэллина шарфа.
— Я уверен: никто не посмеет шутить с волком!
— А я уверен, что наутро ты проснешься знаменитым.
Мэллин не удержался и фыркнул, лесовик всхрапнул.
— Да, да, я понимаю тебя! — хихикнул Мэллин, продолжая идти вперед по все более узкому карнизу. — Прости-прости, не смогу принять твой Дом как свой, пусть мы и провели вместе эту ночь. Каждый узнал о себе много нового, не по разу сбил дыхание и почувствовал себя изнурённым, но ты должен знать — увы! — это не считается в Доме Волка настоящей связью. К тому же мы спелись с советником, и я не могу пренебречь его чувствами.
Фордгалл покрылся корой и заполыхал волосами.
Мидир готов был Мэллину поаплодировать: довести лесовика до белого каления и перекидывания в боевую форму одними словами!..
— Я вижу, вижу: ты горишь! — новая порция хохота. — Но вынужден потушить пожар страсти. Нам никогда не быть вместе!
Фордгалл раскрыл рот, подсвеченный желто-оранжевым пламенем, но Мэллин опередил его:
— И снова прости, лесовичок, — приоткрыл отпертую раму высокого коридорного окна. — Как-нибудь свидимся. Не переживай за честь солнечной красавицы, шарфик я ей верну! Что-то не хочется всякий раз бегать от её настырных ухажёров. Хотя… — почесал нос, — уже и не придется. Прощай, ветвистый побег боярышника. Папе поклон.
Мэллин поклонился и шагнул в окно, аккуратно прикрыв раму за собой.
Фордгалл потихоньку остывал, окруженный блекнущими оранжевыми искрами, а за его спиной голубело рассветное небо.
***
— Помнишь, ты обещал сказку, — напомнила Этайн.
— И я расскажу тебе сказку, — подхватил Мидир ее слова, понизив голос. — О принце и принцессе. Столь тихо и ласково, что посмотреть твои грезы слетятся все феечки этого мира… твоя обожаемая Лианна теперь жена Джилроя.
— Но как же…
— На их пальцах появились кольца истинной любви, а я, как владыка Светлых земель, благословил этот брак.
— Благодарю тебя, Мидир! Я полюбила тебя за твое благородство — если ты переступаешь закон, то лишь ради любви.
Он повел плечом. Что-то во всем случившемся тревожило, но Этайн отвлекала, будоражила близким теплым вздохом и родным присутствием.
Жена вытянула руку.
— А кольца-то и нет! — и тут же сама себе объяснила. — Верно, потому что я очень давно
люблю тебя, а ты признался вот только…— Верно, поэтому, — сквозь сжатые зубы выговорил Мидир, не желая придумывать отговорки ни ей, ни себе.
Возможно, их любовь не освящена небесами, но все же достаточно земная и прочна для таинства зачатия… Может, пора сказать о ребенке? Но его королева тут же обеспокоилась за других:
— Лианна и Джилрой будут жить долго и счастливо и умрут в один день?
Человеческая присказка звучала иначе в мире, где любое неосторожное слово могло стоить жизни или способностей к волшебству. Этайн, заметив его замешательство, продолжила:
— Сердце мое, хотя бы одну или две тысячи лет! Для ши это же немного?
— Не так уж мало. Однако я обещаю.
Боль накатила с такой силой, что прервалось дыхание и скрутило внутренности.
…И новая смертельная потеря. И нет места ни жалости, ни прощению. Джаред просит жизнь за жизнь у волчьего короля и, проклиная себя, отдает сигнал к последней атаке. И тени пляшут огнем, и рушится Золотая башня, погребая своих владык, и гибнут ши в бессмысленной, беспощадной бойне…
Мидир мотнул головой, сбрасывая наваждение, и решил поискать брата мыслью. Тревога была неясной, расплывчатой, и она лишь усиливалась.
Мэллин, видимо исполняя вчерашнюю угрозу главного повара, чистил овощи. Вернее, баловался, вырезая из них забавные фигурки.
— Увидь это Воган, и я никогда не вылезу с кухни! Никогда! — округлил глаза, пугая картофельную голову, похожую на голову самого повара. — Вполне можно было применить магию для всей этой ерунды! — передразнил бас Вогана. — Вкус, видите ли, не тот! — щелкнул изображение по носу. — Я принц, между прочим!
— Принц, принц, — улыбнулась ему возникшая в дверном проеме Лианна. — Доброе утро, принц!
Лианна — сияющая и прекрасная. Мидир внимательно и с интересом оглядел будущую королеву Дома Солнца, которой счастливое замужество явно шло. Золотые волосы струились по плечам и спине, без всякой прически сохраняя порядок; лицо с правильными чертами осветилось, светло-карие глаза ожили.
Витязь Неба, принявший Дом любимой, стоял в переходе, подпирая широким плечом стену и задумчиво разглядывая золотое шитье на крошечном носовом платке. Откуда его достала Лианна и что он там хотел увидеть, оставалось загадкой. Однако эта жалкая тряпица превратила витязя печального в витязя вполне счастливого.
— Доброе утро, солнечная де… женщина! — перестав откровенно любоваться, выдал Мэллин и прикрыл глаза ладонью. — Я ослеплен твоим сиянием! Очарован и заворожен пуще прежнего!.. Вот что творят волчьи спальни! — обе руки поднялись вверх. — Теперь стража будет не так яростно драться за право стоять подле твоих покоев! — Склонился к картофельному Вогану, уточнил у молчаливой головы задумчиво: — Или еще более яростно? Хм-хм! Видно, пряник оказался сладок?
Дерзкий взгляд серых раскосых глаза вогнал солнечную ши в краску.