О чем поет вереск

Ранним утром трубы скорбно пропели о погибших волках, но не о магах. Их, чьи души умерли не одно тысячелетие назад, оплакали уже очень давно. Мидира раздирали противоречивые чувства. Он то доказывал себе, что смерть Джаретта ему безразлична, то мучился от потери, бесповоротной и окончательной, то гордился самопожертвованием отца, то досадовал на всегдашнее его отношение к Мэллину и в итоге радовался, что может не обсуждать произошедшее с супругой. Воронка в мир теней закрылась — и прекрасно.

Этайн чувствовала его смятение, ни о чем не расспрашивала, счастливая его присутствием и пусть временным, но миром.

Ближе к обеду Мидир, выспросив у Джареда, не рушит ли его планы, прогуливался по парку, где особы королевской крови должны присутствовать обязательно, а значит, Лианна никак не могла начать сложный процесс обручения. Она грустила, и розы и померанцы, во множестве росшие во внутреннем дворике, опадали на хрусткие песочные дорожки вслед за ее легкими шагами.

Сдержанный гул голосов позади не мешал наслаждаться тишиной мира и близостью любимой. Глубокая осень ощущалась во всем: в призрачном шорохе падающих листьев и серебристом инее на оголенных ветках, прозрачной стыни горизонта и васильковой глубине небосвода.

Когда они прошли третий круг, Этайн вздрогнула от резкого порыва ветра. Тогда Мидир свернул к площадке для упражнений.

Начальник замковой стражи, завидев владыку и весь Благой Двор, хлопнул три раза: ши сменили длинные палки на мечи и выстроились в три ряда. Глухо застучали барабаны, засверкала холодная сталь, заметались заплетенные для битвы черные косы с посеребрёнными лентами… Волки, отрабатывая удары, двигались слаженно, и у многих в королевской свите сами собой заходили плечи.

Этайн, всегда завороженно следившая за схватками, больше похожими на изящные танцы, внезапно спрятала лицо на груди Мидира. Он без слов понимал ее тревогу: раньше волки не воевали с галатами! Шепнул слова ободрения и просьбу не волноваться. Его королева и так слишком переживала за все. За раненых волков, за своих соплеменников, за солнечную девочку…

Законы Благого Двора неумолимо жестоки к прямым наследникам, и Мидиру оставалось лишь гадать, что смог измыслить Джаред.

В итоге в трапезной они оказались раньше времени.

Фордгалл, в ожидании ужина, рассказывал о своем лесе с таким пылом, что заслушались все. Мэллин не прерывал лесного принца, забравшего большую часть внимания королевских волков. Серебряный обруч и изящная фибула — королевские знаки рода Джаретта — украшали волчий наряд, а надевал он их нечасто. Влюбленный Джилрой вздыхал, мрачнел, но молчал; тихая Лианна на словесную вязь лесного принца отвечала вежливо, но коротко.

Этайн поглядывала на Лианну, Фордгалла и Джилроя, следя за финалом драмы, что началась когда-то в Доме Солнца, где выросли трое этих столь разных ши, а закончиться могла в Черном замке, самом сердце Благого Двора.

Волосы принцессы Солнца отливали печальным серебром. Насколько Мидир понимал солнечное волшебство, влюбленную принцессу терзали сомнения, вгонял в тоску несчастный Джилрой и вис камнем на шее неотступный Фордгалл. Как ни странно — лесовик мог считаться почти союзником — но в данной ситуации Мидир ему не сочувствовал.

Больше всего он переживал за племянника, нежданно-негаданно полюбившего эфемерное солнечное создание. Мидир понимал чуждую логику и в то же время серчал на упертого волчонка, обрекающего себя на вековечные муки неразделенной любви.

Фордгалла сомнения не мучили. Наблюдая взгляды, бросаемые им на Джилроя, и всплеск внимания к Лианне — внимания с примесью злобного торжества тайной двойной победы — волчий король начинал понимать, почему лесовика столь не любил Мэллин.

Впрочем, в благой политике любовь-нелюбовь особой роли не играла, и Мидир все еще хотел поддержать Фордгалла, буде тот станет претендовать на деревянный трон. С нынешним лордом Леса отношения становились все прохладнее: тот, напрямую не прекословя владыке, постоянно совался в дела всех Домов, стравливал Камень со Степью, а Огонь с Небом. Уполз в свои чащобы не так давно, покусанный волками, после очередной короткой войны, успев оттяпать часть земли Дома Огня. Земли, дававшей силы и волшебство. Не все лесные ярлы поддерживали своего лорда в его завоеваниях, а невероятно обаятельный Фордгалл убеждал и договаривался на зависть многим. Не упускал своего, что Мидиру нравилось. Имел привычку покушаться на чужое, что водилось за многими благими королями, однако мало кто из них до сих пор пребывал в добром здравии и при короне.

Не слишком приятные размышления не оставляли Мидира. Он молча кивнул Вогану, который прицокнул на тарелку Джилроя, где нетронутая рыба печально белела выпученными глазами… Фордгалл потянулся за ноздреватым хлебом, но внезапно скривился и оперся темной широкой ладонью о точеную руку сидящей подле Лианны, нежную золотистую кожу которой, перевитую цепочкой с восьмигранником ее Дома, не прикрывали ни тонкие перчатки, ни широкий рукав расшитого желтого блио!

Присутствующие ахнули. Это не нарушение этикета — это оскорбление королевского рода. И пусть вокруг находились ши другого Дома, волки за два столетия успели узнать и полюбить солнечную принцессу. Руки их потянулись к клинкам, в хищных оскалах показались клыки, а глаза полыхнули свирепым желтым огнем.

Лианна тоже привстала, но тут же опустилась обратно.

Этайн обернулась к Мидиру, ожидая пояснений. Он молча притянул ее к себе и, поцеловав в висок, шепнул: «Потом, любовь моя, все потом».

Волки, в ожидании ответа принцессы Солнца, смотрели напряженно. Застыл вполоборота даже непоседа Мэллин — лишь подкидывал в руке пряник, будто метательный нож. Грозовая тишина повисла в трапезной. Заяви Лианна об обиде — обошлось бы без дуэли, невежу порвали бы на месте, но солнечная девочка смолчала, а Фордгалл рассыпался в извинениях, прося прощения за случайную потерю равновесия.

— Рана не дает мне покоя.

Лесной принц нарочито неловко уселся обратно на резную скамью. Затем принялся натягивать перчатки, темно-коричневая замша которых была украшена золотой вышивкой раскидистого дубового дерева. Королевский знак, а ведь он, будучи вересковым ребенком, не имел на него особого права. Виновато улыбнулся и протянул ладонь Лианне:

— Но я готов отрубить себе руку, лишь бы не огорчать вас, моя принцесса. Примете ли вы извинения вашего покорного слуги?

— Разумеется, принц Фордгалл. Я принимаю ваши извинения и не держу зла ни рукой, ни сердцем.

Полная форма прощения! Темно-карие глаза лесовика сверкнули оранжевым, а полные губы сложились в довольную улыбку.

Волки, ворча, начали возвращаться на свои места, продолжая поглядывать на Фордгалла.

Лианна порозовела от волнения, и Мидир ее понимал. Головы сносили и за меньшее! Она обратилась к Мидиру, прижав руки к груди:

— Дорогие хозяева, владыка! Не стоит придавать случившемуся большого значения. Я прощаю принцу Фордгаллу его невольный промах, тем более, он пострадал из-за меня.