Обещала мамке назвать Настенькой
Шрифт:
Коррективы жизни.
К концу подходил учебный год. Летом Алексей и Рая решили оформить отношения - расписаться в загсе - и вместе поехать на юг, к Любаше. Потом навестить в Санкт-Петербурге Андрюшу с его семьей. На обратном пути остановиться в Москве. Там она, Рая, пойдёт к врачам, и если там никаких надежд на рождение своего ребенка не будет, то вместе с Лешей пойдут в детдом. Ребёнок им нужен. Без ребенка - это не семья. Так хочется понянчить малыша. Однако жизнь внесла свои коррективы.
У
– - Аппендицит, - сказал дежурный врач.
И Раису с ходу увезли на операцию. Алексей нарезал круги, не уходя далеко. Вспоминал ту ночь, когда умерли Лера и ребёнок, молился Богу, да-да, молился. Всё прошло благополучно. Женщину вскоре повезли в палату. Алексей бросился к ней.
– - Иди спать, - слабым голосом приказала Рая, быстро пришедшая в себя после наркоза.
– Мне сейчас не до тебя. Завтра тоже не приходи. Начну вставать на ноги, тогда и навестишь. Нечего на меня такую смотреть.
– - В самом деле, не мешались бы вы здесь, - подтвердил дежурный врач.
– Операция прошла успешно. Вашей жене сейчас покой нужен. Есть ей нельзя будет еще трое суток, пить тоже.
Но Алексей не отставал, шел до палаты. Там он сидел и держал спящую жену за руку. Соседка по палате тихо сказала мужчине:
– - Идите, идите домой. Ночь давно на дворе. Вы устали. И жена толком не спит из-за вас. Вы не переживайте, что надо, я подам, сделаю. И санитарки здесь хорошие.
– - Иди, Алёшенька, иди, родной мой, - ещё раз устало и ласково проговорила Рая, тут же открывшая глаза, - и завтра работу не пропускай. А я отдохну, посплю. Ты придешь ко мне, а я уже на ногах. Так хорошо, у меня ничего не болит.
И мужчина послушался.
Утром, у дверей подъезда, его поджидала Юлия Семёновна.
– - Что же ты, Лёшенька, нас перестал за родных считать. Почему ничего не сказал?
– обратилась к нему с упреком пожилая женщина.
– - Так ночь же была, вы спали, - стал оправдываться мужчина..
– - А утром сегодня?
– - Да там всё благополучно, - Алексей виновато опустил голову.
– - Можно мне Раю будет навестить?
– робко спросила бывшая теща.
– - Можно, - согласился Алексей, - только сегодня не стоит. Ей есть ещё ничего нельзя.
– - Да я сама разберусь, что можно, что нельзя.
– - Ну так сходите, - как-то неуверенно сказал Алексей.
– - Она не хочет нас видеть?
– насторожилась пожилая женщина.
– - Нет, скорее, боится.
– - Это ничего. Я в долгу перед ней. Она со мной была у Лерочки в больнице, когда вас не было, - и Юлия Семёновна расплакалась.
– - Не плачьте, Юлия Семёновна, скажите лучше: вы меня осуждаете, что я так быстро сошелся с Раей?
– - Бог с тобой, Лёша, разве можно за счастье осуждать. Нас только не забывай. Ты у нас один остался. Ты и Екатерина Гавриловна. Других родственников нет.
– - Спасибо, Юлия Семеновна, - ответил мужчина, - и обязательно навестите Раю.
Пожилая женщина облегчённо вздохнула.
Когда после обеда Юлия Семеновна пришла навестить Раису, та, преодолевая слабость, сидела возле плачущего малыша лет трёх. Соседку выписали утром.
– - Не плачь, маленький, -
говорила Раиса, гладя рыжую головку некрасивого худенького мальчика лет трех, - скоро перестанет болеть животик, покушать можно будет, я тебе йогурта куплю, бананов. Ты любишь бананы? Ну что ты молчишь? Плачешь только.Мальчик перестал плакать, улыбнулся большим своим ртом и сказал:
– - Мама, - а глаза у него были хоть и косые, но красивые, большие, строгие и грустные. Он с каким-то непонятным для Раи чувством смотрел на неё.
Рая повторила:
– - Мама, - две слезинки сбежали по бледным щекам молодой женщины.
Ребёнка привезла ночью скорая, у него тоже был аппендицит, его прооперировали, наркоз прошёл, малыш плакал то ли от боли, то ли от испуга. Рая гладила его по головке, успокаивала. Детского отделения в железнодорожной больнице не было. Вот и сидела Рая, несмотря на запреты, рядом с ребёнком. Пришедшая Юлия Семёновна заставила лечь женщину, сама села возле мальчика, взяла его худенькую ручку в свою ласковую большую руку. Серёжа, так звали малыша, затих, долго смотрел на новую тётю, а потом сказал:
– - Мама.
Ребёнок был из детского дома. Он всех чужих женщин звал мамами. Юлия Семеновна сдержала слезы. Когда-то она выбрала в приюте самую красивую девочку. А таких некрасивых, как этот малыш, никто не брал. А они тоже с надеждой смотрели на приходящих чужих теть. Ночью, лёжа без сна, немолодая уже женщина без конца вспоминала слово, произнесенное малышом, некрасивым, рыжим, с большим ртом и косыми глазками.
– - Мама.
Потихоньку, чтоб не слышал муж, Юлия Семёновна встала, ушла на кухню и заплакала.
– - Мама, - сказал ей сегодня чужой некрасивый мальчик.
Она не знала, что Раю он тоже называл мамой. Детдомовские дети часть всех женщин, от которых видели ласку, звали мамами.
Все дни Раю кто-нибудь навещал, каждую свободную минуту бежал сюда и Алексей. Пришли коллеги по работе, ученики, и каждый нёс еду. Появившиеся новые соседки по палате, две полные женщины, шутливо жаловались:
– - Мы еле вдвоем съедаем, что ей приносят.
И конечно, всевозможные сладости несли Серёже. Тот ласково обнимал каждую женщину и говорил единственное слово:
– - Мама.
Других слов он не знал. Трехлетний малыш еще не умел говорить. Но больше всех мальчик ждал Юлию Семеновну. Другие тети просто давали ему что-нибудь, гладили порой по головке, а эта мама брала на руки, прижимала к себе, целовала. От неё исходила нежность. И еще одну тетю любил малыш. Она лежала рядом, на соседней кровати. Пела ему песенки, рассказывала стихи, учила говорить слова. Но никогда не брала на руки.
Вскоре Раю выписали, она была ещё слаба, но очень беспокоилась, как без неё в больнице будет Серёжа. А в голове крутилась мысль:
– - Наверно, это судьба, этот мальчик предназначен нам. Я хочу его взять.
Юлия Семеновна успокаивала молодую женщину:
– - Не переживай, Раечка, я буду навещать Сереженьку. Я три раза в день буду к нему ходить. И посижу, и покормлю. А ты сил набирайся. Становись на ноги.
Рая собиралась поговорить с Алексеем о Сереже, но тут начались неприятности.
После выписки Раиса была еще какое-то время на больничном, гуляя, она зашла в школу. Вера Павловна позвала её к себе. Там уже сидела мрачная Таисия.