Обречённые. Том 1

Пак присел на сгнивший в труху лежак, поверх которого была накинута расползающаяся по швам вшивая телогрейка. И, не в силах больше сдерживаться, занялся крысой. Тварь была соблазнительно мягкой и тёплой, она ещё не успела окостенеть. Проколов шкуру, Пак защёлкал клешнями, как ножницами, вспарывая несуразно толстую и прочную шкуру, покрытую мокрой вонючей шерстью, придерживая тушку нормальными пальцами, коих было по три на каждой руке. Теперь запахло приятнее — свежим, парящим в стылом воздухе мясом. Пак дёрнул за лапки, расширяя разрез — и, вывернув шкуру наизнанку, пачкаясь в крови и потрохах, стал выгрызать мясо. Он понимал, что нужно остановиться, отложить остатки на завтра, что после голодания будет только хуже — но остановиться не мог.

Расплата настигла его, когда почти вся тушка отправилась в желудок. Дикая боль, лишь немногим слабее, чем после ранений, скрутила его в бараний рог, швырнула на загаженный пол, заставила скрести клешнями и пальцами по многолетней грязи, корчиться и тихо выть. Казалось, это ему, а не той четырёхгрудой бабёнке, вогнали в живот разрывную пулю. Пака вырвало кровью и ошмётками мяса. Изголодавшийся, ссохшийся желудок не принимал пищу, разом пропала немалая часть драгоценного мяса. Не помогла и мутная, покрытая маслянистой плёнкой, вода из лужи в разрушенном вестибюле. Оставалось лишь тихонько выть, проклиная всё на свете: крысу, которая так и не утолила голод, обитателей Москвы, покорно шедших за «правдой» и нашедших её в виде пуль и снарядов. Особенно — жителей Забарьерья, присвоивших себе право карать и миловать по праву сильного — единственному праву, ещё сохранившемуся в охреневшем мире. И в нём — охреневшие люди. Люди? После всего увиденного называть себя человеком как-то не хотелось. Лучше уж — как они зовут. Мутантом.

МУТАНТ — ЭТО ЗВУЧИТ ГОРДО!!!

Пак почувствовал себя лучше, когда стих радиоактивный дождь. Наконец-то стало светать, непроглядная тьма сменилась трупно-синими сумерками. В странном неживом свете заваленная трупами площадь казалась декорацией к пьесе свихнувшегося драматурга в театре для сумасшедших. Ирреальность пейзажа лишь подчёркивала закопчённая, искорёженная голова Цуккермана, она лежала на правой щеке и перепачканным в жареных кишках выпуклым глазом смотрела на руины ГУМа. Пак плюнул в её сторону, вспомнив, как несколько дней назад, на гравилёте, врезался в колонну. Впрочем… Всё к лучшему, без Отшельника воевать на нём он всё едино не мог.

Не утруждаясь поиском выхода, Пак выпрыгнул из окна. До кучи битого кирпича, на которой уже выросли чёрные безлистные деревца, было не так уж далеко, всего-то метра четыре, и он ничего себе не сломал. Хоронясь в тени развалин, с опаской поглядывая в низкое свинцовое небо, он шёл прочь из сожжённого центра. Нет тут живых, и ловить нечего. Даже забарьерцы тут не появляются, наверное, чистят окраины. Ну что ж, пока никого нет — посмотрим, нет ли тут чего полезного. Помнится, где-то на востоке он походя подстрелил бронированную машину с мощной пушкой.

Руины тихи и безмолвны, они и до зачистки-то были почти необитаемы, а уж теперь… Не звучал детский смех, крысиный писк, грохот завода неподалёку, на котором делается что-то непонятное, вопли насосавшихся после смены пойлом трудяг… Поэтому рокот мотора и лязг гусениц Пак услышал издалека.

Первым побуждением было — бежать. С воздуха все забарьерные тарахтелки и громыхалки казались совсем не страшными, но то — с воздуха. Пак не забыл, как несколько месяцев назад (неужели и правда всего несколько — кажется, прошли века) по нему стрелял броневик. Он вовсе не желал снова встретиться с ним один на один: четвёртой смерти точно не пережить.

Но как раз в этот момент в небе тоже обозначилось движение. Почти незаметный в смоге, метрах в пятнадцати над землёй шёл — нет, не гравилёт, а старенькая тарахтелка. Винты с железным клёкотом рубили воздух, из приоткрытой дверцы выглядывали парни в масках, которые, опустив вниз стволы, высматривали малейшее движение. Бежать — смерть, понял Пак. Оставалось схорониться в ближайшем подвале — замусоренном до предела, с буро-чёрной плесенью на стенах, пропахшем крысиным дерьмом. Кстати, о крысах… Надо бы ещё мяса набить, пока чистильщики не принялись всерьёз за центр. И — добыть хоть самый завалящий ствол. Со стволом можно воевать, мстить в меру сил за свой мир. Без него останется только жрать и прятаться. Как крыса. И, как крыса, сдохнуть.

Ждать пришлось недолго. Приникнув к щели в стене, Пак увидел, как на захламлённую улицу величественно вплыла странная машина, сияя чистыми до синевы, до жути чуждыми Подкуполью, окнами. Таких Пак ещё не видел. У неё не было гусеницы, но это был не броневик: ни башни с пушкой, ни пулемёта… Внутри сидели двое — один крутил какую-то круглую штуку, второй, с автоматом в руках, зорко осматривался.

Задрожав всем корпусом, машина остановилась. В кабине послышались голоса, говорили на непонятном языке, перекрикивая рёв мотора, и Пак не понял слов. Зато понял — главное: дом чуть впереди по улице выдавался вперёд. А дом напротив него рухнул, намертво перегородив улицу. Через эту баррикаду Пак ещё взялся бы перебраться, сказался опыт беготни по руинам с поселковой детворой. Но изнеженные забарьерцы, да на своём тяжеловесном драндулете… Стало даже интересно. Пак приник к щели, пытаясь понять, как выкрутятся пришельцы. Уберутся восвояси, бросят свой тарантас и попробуют пешком? Вызовут ещё одну машину, с пушкой?

Пак ошибся. Сначала мужик в зелёной камуфляжной форме, выпрыгнув из гусеничной машины, пристроился последи улицы, вправо-влево поводя стволом автомата. Огромный железный ковш, только что мирно висевший спереди машины, поднялся и нацелился на лишившуюся крыши двухэтажную каменную коробку. Пак видел, как ковш достиг стены, с грохотом и лязгом вонзился в край. Ветхая кирпичная кладка не выдержала: здоровенный кусок стены с грохотом рухнул, в дополнение к смогу поднялась едкая кирпичная пыль, видимость сразу резко упала. А стреляющая железяка в руке забарьерца манила, как когда-то Попрыгушка Леда. С железякой он сразу станет сильным. Можно будет решиться на что-то действительно серьёзное. А несчастная развалина необратимо рушится под ударом железного ковша. Скоро они смогут продолжить путь.

Охранник недолго занимался своим делом, убедившись, что улица пустынна и безлюдна, он повернулся к дому и стал смотреть на его разрушение. Второй этаж уже провалился внутрь, очередь дошла до нижнего. Местность вокруг приобрела нетипичный для Подкуполья кирпично-красный цвет: пыль сплошным слоем ложилась на чёрную слизь. Солдат что-то весело кричал, но водитель экскаватора его не слышал, а Пак не понимал. Да ему было и плевать. Только зажатая в чёрных перчатках железяка имела значение. Всё остальное — дым, мираж, обречённый быстро рассеяться. Как рыжая кирпичная пыль.

Не теряя времени, Пак ткнул клешнёй под основание черепа. Бил со всех сил, так что окостеневшая конечность даже заболела. Не проронив ни звука, охранник мешком осыпался наземь. Пак аккуратно опустил тело, чтобы упало без лишнего шума, цепко ухватил железяку за наплечный ремень, потом перехватил поудобнее — и короткой, в два патрона, очередью, прошил водителя. Наскоро охлопав трупы, Пак стал счастливым обладателем мятой пачки сигарет и модной плазменной зажигалки, пачки презервативов (в большом хозяйстве всё сгодится), пластикового футляра с электронной книгой и одинокой кредиткой. Так, а вот это действительно классно: Пак с удовольствием взял в руки небольшой, но мощный фонарь. Сгодится, как и висящий на поясе массивный нож. Закончив мародёрство, Пак ворвался в огромную машину. Теперь всё тело вибрировало вместе с экскаватором, запах солярочного дыма щекотал ноздри, а машина словно дрожала в нетерпении, готовая выполнить любое приказание Пака. Любое?

Наверное, проще было бы человеку разобраться с управлением инопланетного звездолёта, чем обитателю Подкуполья — с экскаватором. Но Пак справился. Просто в некий момент он почувствовал, что нужно крутить, какой рычаг потянуть на себя, какую кнопку нажать. Пак не знал, что это такое — может, наследие Отшельника, который откуда-то всё знал. Может, врождённая, но пробудившаяся от общения с более развитым разумом, способность. Пак удивлённо воззрился на приборную доску, но сигнал не подлежал иному толкованию. Пак повиновался своим ощущениям, и — вот чудо! Машина послушно сдала назад. Разбрасывая комья слизи, кроша остатки асфальта, экскаватор бодро пополз назад. Теперь крутнуть руль вот сюда — чтобы не вписаться в стену на полной скорости. А теперь перейти на первую скорость — вот этой странной штукой…